Лейли Забавина - Фиалки тонкая рука

И разрушеньям свои оды,
Дела свои не посвящай,
И на призыв безликой моды
Не отвечай, не искушай…

Не примеряй чужие кожи,
«Чужих» в себе не привечай:
Всё это промысел не Божий, —
Не отвечай, не отвечай…

Который год рисую твой портрет,
Прозрачною невидимою кистью,
И в каждой строчке – твой сияет свет,
Над каждой строчкой – ты бездонной высью.

Заметил ли хоть кто-нибудь, как ты,
С моих стихов глядишь неуловимо,
Как прячу между строк твои черты,
Лишь тишине доверив твоё имя?

Единственный, кто душу обнимал,
Ни слова не жалея, ни улыбок,
Кто после всех падений поднимал,
И нежностью лечил мои ушибы.

Не от того ли так хотелось быть,
Что ангел в сердце жил моём незримо? —
Единственный, кто так умел любить,
Ни разу не назвав меня любимой.

Я тайну за собой не унесу,
На пир гаданий жалких и сомнений,
И имя твоё вслух произнесу,
Как нежный выдох губ прикосновений,
В последнем из своих стихотворений…

Разрумянилась в небе заря,
Как знамение нового дня.
Под созвучное пение птиц,
Нежно утро коснулось ресниц.

Как мальчишка, смеясь озорно,
Лучик солнца присел на окно,
Положив на ладошку струю —
Золотистую руку свою.

И позвал он меня за собой…
А вокруг небосвод голубой!
А вокруг облака налегке,
И рука моя в тёплой руке.

Так мы рядом шагали весь день,
И вечерняя близилась тень.
Уходя он оставил закат,
Изумрудных полей аромат

И тепло у меня на руке,
Улыбнувшись, исчез вдалеке.
Вот и люди такие же есть,
Словно тихая, добрая весть.

Смотришь – вроде бы и не святой,
А в руке солнца луч золотой.
После них остаётся лишь свет,
На земле сотни лет, сотни лет…

Когда безбожник пред толпою,
Кричит о святости своей.
Когда внутри покрытый мглою —
Снаружи светлости светлей,
Обидно…

Когда подлец твердит о чести,
И вслед за ним идёт народ,
Когда поэт, в угоду лести,
На рынке душу продаёт,
Мне стыдно…

Когда лжецу внимают уши,
Сердец убогих и глухих,
А праведнику камнем в душу ―
Мне хочется смахнуть с таких
Короны…

Когда перед богатством шляпу,
Кто-то торопится снимать,
Мне хочется собаке лапу,
За человечность целовать,
С поклоном…

На зелёный луг – тополиный пух.
Белой нежностью замело вокруг.
То ли падает, то ли кружит вверх,
Словно тёплый снег, словно детский смех.

Крошки нежные, птицы робкие,
Расскажите мне, бело-лёгкие,
Как сумели вы тихой мягкостью,
Напоить меня Божьей святостью…

Здесь мир всё так же дивен и чудесен,
И люди всё спешат, спешат куда-то.
Из будущего, из стихов, из песен,
Смотрю на вас с улыбкой, как когда-то.

Меня вы называли поэтессой,
И громко аплодировали стоя —
За вами наблюдая с интересом,
Я думала: «Надолго ль вы со мною?

Когда однажды голос станет тише,
И перестану петь свои я песни,
Кто же из вас тогда меня услышит,
С тех, кто сейчас так громко рукоплещет?

И сколько вас останется со мною,
Когда я упаду, снимая скуку,
С зевак довольных за моей спиною —
Подаст ли кто из вас тогда мне руку?»

И улыбалась, глядя вдаль куда-то,
Не от того ли, что всегда я знала,
Как коротка дорога до заката,
От громких «браво» до «пустого зала»…

Вы оглянулись, знаю, несомненно,
Испытывая холод сожаленья,
И жалкий трепет этот постепенно
Вас уводил дорогой отчужденья.

О, нет! Я не грущу, не обижаюсь.
За боль и радость и за то, что «были»,
Лишь кланяюсь вам вслед и улыбаюсь,
В своих стихах под толстым слоем пыли.

Посеянное в души – да созреет:
Из песен моих капля, строчка света.
И если в мире стало чуть теплее —
Не главное ли это для поэта?

И вот смотрю из будущего века,
И говорю идущему в дорогу:
«Внутри себя найдите Человека,
И берегите там его, как Бога!»

Я не люблю, когда мне в душу – пальцем,
Высокомерно поучая жить.
Когда улыбку, как канву на пяльцы,
Растягивают, чтобы обольстить.