Лев Оборин - Часть ландшафта

Попаданцы паданцы оборванцы пятна.

Как две спирали днк
как василькового венка витая пара —
мы запасные провода
необходимые когда столица пала

Вонзив концы их напрямик
в источник, будет материк охвачен током —
в цепи соседний пассажир
воспримет тремор медных жил озябшим боком

мы будем лентой новостей
о трении поверхностей чужой планеты —
живым пособием для тех
кого приговорил физтех сдавать предметы.

только что все было в воде
но теперь вода уходи

дно показывает ID
вертишейка устраивается в гнезде

ищет камней
ударяет один о другой побольней

смотрит на скол то есть видит то
чего не видал никогда никто

скол, скол, соколиный глаз,
орлиное озорство

черепаха в когтях его вознеслась
и упала вниз из когтей его

Движение по прямой,
движение по прямой
кто шел от себя из дома
приходит к себе домой.

Движение по прямой
вращающимся волчком,
движение по прямой
линзированным пучком.

Движение по прямой
сквозь толщу неразберих
движение по прямой
решающее лабиринт.

Поверх снеговых теней,
летящих под фонарем
и падающих в его
оранжевый водоем.

Касаясь лучом лицом
пограничных и серых зон
где запрещенный ход
оказывается разрешен.

Движение по прямой,
натянутая струна,
пронзающая волокно
гранатового зерна.

Вскипающий разговор
в белеющей чашке дня
и мир, отраженный в нем
вихристая западня

Но все нанесенное пеной
стряхнуть и прийти домой
во всех пузырьках вселенной,
где пение
теснит немоту и теснит терпение
рождает сложность простого движения

движения по прямой

Лист уверенно наступает, но за ним не следует тело.
Редкие бусины света на перетяжке свободны от шеи.
Сущности обгоняют, проходят мимо.

Вздрагиваешь, но тень пропадает.
Невидимые не желают делиться секретом.
Возвращение не оставляет сил

выговорить своего плохого человека, как выгулять собаку.
Так и идешь с пустым поводком.
Сущности прыскают брызгами из-под ног.

Так клавиши пишущей
машинки, упавшей с большой высоты,
рассыпаются кто куда.

Так слепой муравей укоряет собратьев,
не умеющих свет собирать.

Едешь ли летом на дачу к друзьям
там оператор всегда друян
в домиках чувствуется рука
федора хитрука

Сладким румянцевским голоском
фирменным вицинским лебезком
воздух подкатывает к ушам
птиц несет, лягушат

Сытыми жвалами водит паук
в магнитофоне иглc поют
что бы и впрямь не остаться тут
если все сходит с рук?

Шарик с избушкой и снежной крупой
что в электричке продал слепой
рабский продукт сопредельных стран
будет твой талисман

Шарик с избушкой который разбить
травы увянут умолкнут дрозды
пусть треугольники кровель снег
впитывают во сне

Спать – обитателям и дворам
вписанным в перечень диорам
корпус четыре второй этаж
двадцать седьмой стеллаж

древние боги
поселились в наборных кассах,
в свинцовых оттисках,
на страницах энциклопедий,
соблазняют теперь
только посредством глаголов
зато бесконечно,
и когда книгочей
отворяет хрустя переплет
до него доносится переплеск:

– о родной
небо ярче лучей

– о позор
стал я мягче свечей
все мягчей и мягчей

– ничего
оттого
и светлей

– perplex, – думает книгочей

Аборигены приближаются к лодке,
возвращенной морем на прилавок песка.
В лодке, укрытый ценником, спит европеец.
Почему возвращаете? Море: нашло дешевле.