Дмитрий Берестовой - М2

С каждым дальнейшим
входом в нее
сильнее стучится
сердце мое.
Двигаться плавно
или быстрее,
разницы нет,
мне не стало теплее.
Да, Дорогая, ты все же
права.
В марте еще не прогрелась
Нева.

Давай дышать друг другом,
губами прилипая.
Пускай зима в округе,
ты жаркая такая.
Под шубкой беззащитность
рубашечного шелка.
Грудь ткань вот-вот проколет,
как будто бы иголка.
Неловкие движения,
зажимы, обнимашки.
Ты всхлипнула чуть слышно,
и по спине мурашки.
На лестничных пролетах
моменты мироздания.
Затянутые проводы
у первого свидания.

Ты на курорте пить не будешь
ни ряженку, ни молоко.
Здесь солнце, море и веселье,
ну а кому сейчас легко?!
И ты прильнешь в тени растений
к прохладе от игристых вин.
И за второй Абрау сходишь
в уже знакомый магазин.

Вот Ленин в Мюнхене пил пиво,
и как итог – переворот.
Ах, как бы жили мы красиво,
когда б он съездил на завод,
где вот уж полтора столетья
игристый праздник разливают.
Здесь и рабочих, и вождей
всего с полслова понимают.
Ну разве можете представить
шампанское, Ильич, бревно.
Напиток многое меняет,
Жаль, жизнь не пленка из кино.

Когда жду в гости
подругу Клаву,
я покупаю ей Абрау.
И Катя, и подруга Света,
и даже фифа Виолетта.
Когда приходят,
пьют лишь брют,
который на Абрау льют.
С ним на районе
снискал я славу.
Мой верный друг
Дюрсо-Абрау.

Когда тебя мне не хватает,
я пью не кофе и не чай.
И в прошлом путаясь, слоняюсь,
ну где же ты, скорей встречай!
Мелодии из общих песен
тревожат скорлупы уют.
Мир никогда не будет прежним
для тех, кто далее живут.
И время – никакой не лекарь,
сухой, бездушный шарлатан.
Я убиваю тебя, время!
Наполнив свой наган-стакан.
Довольно, стрелки-вертихвостки,
ваш танец опостылел мне.
Мой календарь навечно замер
на том последнем, теплом дне.
Ничто не вечно в этом мире,
опять красивые слова.
Жизнь дальше, будто бы
конвейер.
И словно камень голова.

Женщина с авоськами у почты
пьет коньяк, глоточками, из фляжки.
И смывает к ебеням работу,
ужин и сосудистые бляшки.

Олег загадочный был парень,
не то что Игорь, простачок.
Олег открыл бутылку глазом
и смял руками пятачок.
И даже папа у Олега
умел, бывало, удивлять.
Когда по молодости выпил
бутылок водки, сразу пять.

День прожить и поле перейти
может даже раненая птица.
Друга можно принести домой
или с ним до чертиков напиться.
Облететь планету, переплыть
могут все, не многие пытались.
Если грустно уходить порой,
значит, не напрасно повстречались.

Легенды железной сцены
про кресло и плед поют.
Переливания крови
дарят покой и уют.
И собирая обломки
красно-желтых веков,
По лесам бродят толпы,
как и я, дураков.

Собаки моде дань,
зеркалят ход эпохи.
Ротвейлеры, овчарки,
Питбули, йорки-крохи.
Борзые, доги, колли,
чуть позже хаски, корги.
Собачий серпантин,
вот новые на торге.
А между тем в округе,
где урны вместо миски,
своих хозяев ищут
дворняги без прописки.
Не яркие, возможно,
хвост, лапы и усы,
вам будут также рады
их мокрые носы.
И хвостовентилятор,
вам сообщит: «Привет!»
Безродные дворняги
вне моды сотни лет.

Тяжело нам, красивым,
безупречным, с харизмой.
В этом мире, где нет
почти оптимизма.
Средь метущихся душ
и разбитых сердец.
Где улыбка – клеймо,
как терновый венец.
Нам таким, замечательным
и лихим, нелегко.
Жаль, за это нельзя
получать молоко.
К сожалению, ценят
это толком с уходом,
а потом раздают
имена пароходам.
И они, как и мы,
безупречно степенны,
по волнам бороздят,
как и мы в жизни бренной.
Дым клубится из труб,
и гудок как Привет!
Пусть не легок наш путь,
лучше участи нет.