– Нина, ты что, не узнаешь меня? – севшим от волнения голосом спросил он.
– А кто вы? – с любопытством сказала Нина Егоровна, внимательно вглядываясь в лицо Сергея Львовича. – Погодите, погодите… Это ты, Андрей? Нет? Значит, Игорешка? Тоже нет.
– Это я, Сережка Бурцев! – печально сказал Сергей Львович.
– Боже мой, Сережка! – Нина Егоровна всплеснула руками. – Ну да, Сережка! Какой ты стал солидный. То-то я тебя не узнала. Ну, что ты, как ты? Болеешь, что ли?
– Да что ты, Нина! Просто… Просто я случайно узнал, что ты вернулась в наш городок и работаешь в больнице, – соврал Сергей Львович. – Дай, думаю, навещу, проверю. Как семья, как муж?
– Да я уже лет пятнадцать как одна. Не спрашивай, почему. Увы, уже пенсионерка. Два года как вернулась в наш городок. Но дома не сидится, а в больнице как раз врачей не хватает. Вот и работаю еще. Давай я тебя все же послушаю. Весна же, пора обострений. Вон как у тебя лицо пылает. Давай давление померю.
– Да я и так знаю, Ниночка, что оно у меня скакнуло. А еще у меня сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Какое счастье, что я тебя увидел! А помнишь, что я тебе написал в записке в шестом классе? А в восьмом – портрет твой нарисовал. Правда, он тебе почему-то не понравился…
– А как я в девятом от тебя бегала? – подхватила оживившаяся и тоже вся раскрасневшаяся Нина Егоровна. – Как же ты мне тогда надоел, Бурцев, со своими ухаживаниями! Да и сейчас… Ну, что ты на меня так смотришь, Сережка? Я ведь уже старуха!
– Кто? Ты?! – почти закричал Сергей Львович. – Да ты как была для меня самой красивой девчонкой не только нашей школы, но и всей планеты, так ею осталась!
– Это правда? – Нина Егоровна вновь подняла на Сергея Львовича свои лучистые глаза. – Врешь ведь, Сережка… Ну ладно, раз ты у меня здоровый, выйди в коридор, и подожди, я уже заканчиваю прием. Посидим где-нибудь, поговорим.
– Можно – у меня дома, Ниночка? Я тут недалеко живу… тоже, кстати, один. И у меня такой гуляш есть, сам вчера приготовил!
– А приставать не будешь, как в десятом классе? – лукаво спросила Нина Егоровна, кокетливо поправляя выбившийся из-под белой шапочки локон.
– Да ну, что ты, как можно! – неуверенно сказал, выходя из кабинета, Сергей Львович.
А уже в коридоре решил: еще как можно! И даже нужно. Уж сейчас-то он своего счастья не упустит. Ну, а случись чего – личный врач вот он, под боком!
/Марат Валеев/
«Люблю тебя. Коротенькая строчка…»
Люблю тебя. Коротенькая строчка.
Но говорят её уж сколько поколений…
Над ней не властна времени цепочка,
Ни гром побед, ни горечь поражений.
Люблю тебя. Короткие два слова.
Пришёл и наш черёд любимым повторить,
И что за них мы всё отдать готовы,
И что для них готовы чудо совершить…
Готовы ли? Пройдя все испытанья,
Не разорвав невидимую нить,
Согласно своим собственным признаньям
Мы истинные чувства сохранить?
Бывает, как у предержащих власти,
Слова у нас расходятся с делами,
И, утоляя низменные страсти,
Любовь мы попираем сапогами.
Она прощает многое, но это
Однажды может нам и не простить,
И следует её как сто секретов,
Как высшее сокровище хранить.
Об этом лишь весной мы вспоминаем
И дарим восьмимартовский букет,
И только сутки наши клятвы выполняем,
И всё. Так не должно быть, нет.
Не превратив признанья в пустословье,
Мгновенье, час и долгие года
Их следует доказывать любовью,
Чтобы она у нас осталась навсегда.
/Роман Романов/
Ты в самых запретных желаниях,
В моих запредельных мечтах,
Ты в лучших судьбы предсказаниях
И в незабываемых снах.
Ты самое тайное знание,
Что мне до конца не познать,
Ты тот лабиринт мироздания,
Где вечно придётся блуждать.
Наркотик ты мой и лекарство,
И смысл бытия моего,
В тебе доброта и коварство,
И первооснова всего.
Ты снег, что в руках моих тает,
Цветок, что под снегом не скрыть;
В воде лепестки распускает,
Красивым всегда ему быть.
Ты мера всего и безмерье,
Чарующий джаз ты и рок,
Ты вера моя и безверье,
И жизни моей ты пророк.
Невинность в себе воплощаешь,
И бурных страстей океан,
Собою мне путь освещаешь,
Иду по нему сквозь туман.
/Роман Романов/
Читать дальше