Сергей Филиппов (Серж Фил): Свежий ветер в концовке прогулки. Ещё всё будет…

Улита стоит пред иконой,
Пытаясь услышать ответ
На вопль, пусть души и нескромной,
Но чистой. Ответа же нет!

А милый супруг весь при деле:
Владимир-град строит, спешит,
Жены страсть не чувствует в теле —
Заботой другой ум забит.
О Киеве помыслов нету,
Где прочно родитель сидел.
Андрею милей всего свету
Родимый сузд а льский удел!
Он строит с великим стараньем
И красит свою сторону,
Пожертвовав жарким лобзаньем.
Нет времени, сил на жену!

Гонец, Русь проехавший с помпой,
Привыкший к восторгу похвал,
Размяк, не почувствовал попой,
Куда же он нынче попал!
И, только о князя кончине
Успел он Андрею сказать,
Мгновенно – по этой причине —
Велит тот его наказать:
Сначала гонцу бить то место,
В котором чутья дух пропал,
Потом же, гостиницы вместо,
В сырой его бросить подвал!

Андрей чтил родителя свято:
Себя тотчас в траур облёк,
Душа его скорбью объята,
Короче, хандрит, паренёк.
Проводит часы на коленях,
Лбом в пол без устатку долбит.
Бедняжка, усох он в моленьях,
Как жалок, тосклив его вид.

Но Уля зато вся – цветенье:
Блестит и манит влажность губ,
В очах же довольства свеченье.
Чем свёкор был так ей не люб?
Плевать ей на князя коварство,
Нет дела до грязных интриг,
Не злит и хмельное ухарство,
Которым был славен старик.
Велик грех в душе неумытой, —
Лишь кровью его можно смыть! —
Родителя славной Улиты
Георгий велел умертвить!
Убил просто так, злу в усладу,
Хмельное хлебая винцо,
За то, что Степан ему правду
Без робости бросил в лицо.
Поэтому Уля довольна,
Поэтому вся и цветёт.
Супругу сейчас, верно, больно,
Её же сердечко поёт!

Пока пусть Андрей погорюет,
Улита восторг изопьёт,
В подвале гонец поночует,
Мы ж в Киев слетаем. Вперёд!
Чего это вдруг князь Георгий
Нежданно откинул коньки?
Ведь он закалён в смраде оргий,
А органы князя крепки.
Быть может, в бою бесшабашном
Он голову буйну сложил?
Иль недугом тайным и страшным
Всевышний его поразил?
А, может, причина иная,
И совесть в нём вспыхнула вдруг,
Раскаяньем светлым страдая,
Его смерть – его ж дело рук?
Да нет, где там, проще всё было:
Зазвал его как-то к себе
На пьянку боярин Петрила,
И дни полетели в гульбе.
А после – похмелия муки,
И, дней не промчалось пяти,
Скончался наш князь Долгорукий,
Сошёл тяжко с жизни пути!
Кто знает, винище ли взяло
Печёнку его за грудки,
Подсыпал ли кто в зев бокала
Калорий не без порошки?
Но не были вскрытия в моде
Тогда на Руси дорогой,
Лишь несколько версий в народе
Гуляют, разнясь меж собой.
Да разве же главное в знаньи,
Причиной был яд ли, вино?
Всё дело в небес наказаньи:
Должно, и свершилось оно!

Промчалось полгода ли, год ли
Над суздальской славной землёй.
Андрей прекратил свои вопли
О папе. Он занят семьей.
Как прежде, в делах, много строит,
Удел укрепляет всерьёз,
Творца пред иконою молит,
Что и з Вышеграда привез:
О благе детей и супруги,
О царстве небесном отцу,
Усталость не знали чтоб руки —
Ведь князю она не к лицу.

И тело его вдруг узнало
Желания буйного вихрь!
Ну, вот и Улита познала
Слияние тел их двоих.
Слиянье до сил истощенья,
Вот, будто бы, миг – и умрёшь!
Лишь шёпчут уста в восхищеньи:

– Ох, как же ты, князь мой, хорош!
Ждала я и верила, знала,
Что чувство проснётся в тебе,
Ты ожил, отца лишь не стало —
Злой дух он был в нашей судьбе!
Твою крепко сдерживал силу,
Мою же бесплодно сжигал,
Но тем надорвал свою жилу,
Он сам от себя пострадал!
Но, как ни жесток жизни росчерк,
Забудем, с судьбою смирясь.
Лишь жалко потерянных ночек.
Люби же, люби меня, князь!

Князь, в спор не вступая с супругой,
Спешит обладать ею всей:
Горячей, желанной, упругой!
Да он ли был холоден к ней?
Да разве же это вот тело
Не ведало страстности дрожь?
Да разве оно не хотело
Красотку, каких не найдёшь?

Андрей только скрипнул зубами —
В груди за прошедшее стыд! —
Он снова и снова делами
Исправить ошибки спешит!..

Увы, как потом оказалось
(Увы для Улиты-красы!),
Недолго любовь продолжалась,
Окончились страсти часы.
Андрея вины в этом нету
(Как в то я поверить хочу!),
Секс бурный в такие-то лета
Не каждому знать по плечу!