Перец Маркиш - Куча

Ой вы девы Украины!
Даст в приданое вам Днепр
много грязных шкур намокших
вашим женихам на радость!

Сколько вас? В гною и ранах —
поколенья, поколенья!
Вереницы нищих, званых
на великий праздник тленья.

Каждый будет сыт, доволен
и увидит, как мелькают
в небе шпили колоколен —
мёртвый воздух рассекают!

И опять пугливым взором
новых два тысячелетья
на кресты, что над собором,
буду снизу вверх глазеть я…

Сплюнь же, сплюнь на позолоту!
Клей мезузу на литые
монастырские ворота!..
Богохульствуйте, святые!..

Свод неба к пашне тянется худой,
лоснящийся и тучный беспрестанно;
хоть напоил бы влагой из тумана —
но лишь блестит, как чайник жестяной.

Эй, небосвод, как щёк ни надувай,
ни капли влаги нет в твоей пустыне!
И аистов слепит простор твой синий…
Сухим и чёрствым будет каравай!

Ленивый ветер не уносит смрад,
и топчет засыхающие травы,
как косточки детей, пятой кровавой
багровый полыхающий закат!..

Идите, усталые, с воплем и болью,
с краюхою хлеба, посыпанной солью,
как шли поколенья две тысячи лет —
и будут вороны вам каркать вослед.
И будут считать они ваши гроши
у дома молитвы, где нет ни души.
И солнце, как прежде, в красе и гордыне
от края небес поползёт к середине,
и вновь пировать будет в мире убогом,
и шарить по грязным дворам и порогам.
А сонм привидений — он ночью пустынной
нахлынет на вас и, скребя свою спину,
завоет, глумясь и святое скверня:
«Ой, братья и сёстры, смердит от меня!..»
Разбитые стёкла, и копоть, и чад…
Остовы домов, как утёсы, торчат!
Один уцелевший — рыдай, безутешен:
кровавым туманом лик дня занавешен!
Над ним башня падали — мерзкая Куча
нависла, как тёмная, грязная туча.
И нет никого, кто омоет её, —
лишь вьётся над ней целый день вороньё.
Сюда ли доставит несчастных калек
блуждающий в море потопа ковчег?..
Дубит мою кожу ночной суховей —
прикован я, словно к скале Прометей!
Ко мне и ковчег по волнам не плывёт,
и степь не напоит — горяч её рот.
Эй, нищий, тащи своё тело в крови —
в крови своей, плакальщик вечный, живи!..

Кто сдаст мне, бездомному, угол внаём —
бродяге, тропою идущему зыбкой?
С тоской местечковой, со сломанной скрипкой,
с котомкой проклятий входящему в дом.

О, вырвать бы Кучу из мёрзлой земли!
Одеть её в саван — и с богом! На плечи
взвалить и бежать вместе с нею далече,
бежать и бежать, спотыкаясь в пыли!

Бежать без оглядки, покинув Содом,
на землю излить свою горечь, как семя,
и выть по-шакальи, и клясть своё племя,
смеясь, как безумный, оскаленным ртом!

Глазами упавшего в мыле коня
водить во все стороны, брызгать слюною:
«Расправьтесь со мною, расправьтесь со мною!
Камнями, камнями побейте меня!..»

Ночами я вижу во сне звездопады —
и тысячи звёздочек в клювах у птиц.
Кто их украдёт, как бесценные клады,
кто спрячет на дне потаённых криниц?

Звезда, ты по небу летишь, пламенея,
на талом снегу свой печатаешь знак!
Гори на раскрытой груди, как камея,
пылай, словно кровью окрашенный флаг!

Ковш с молоком луна разбила невзначай.
Не бойся, чёрный кот, шаг услыхав гремучий, —
я возвестить пришёл указ царицы Кучи:
«Верните заповеди богу на Синай!..»

Ты хочешь закурить? Зловонный пар вдыхай!
Не от вина пьяней — пьяней от чёрной крови!
Так Куча говорит в своём последнем слове:
«Верните заповеди богу на Синай!..»

А с неба заклинает птичий крик,
как свиток огненный становится язык,
и звёздная блестит на голове корона…

На блюде неба — толстая ворона.
Молиться, Куча, в полночь начинай,
И сплюнь кровавой пеной на Синай!..

Над праздником, над пёстрой мишурой,
в кровавом нимбе образ Саваофа;
о Куча, ты, как новая Голгофа,
облезлой подымаешься горой…

За много вёрст со всех сторон видна,
в местечке, где убито всё живое,
где только тощий пёс остался, воя,
среди майдана ты пригвождена.

Подсвечников и кубков серебром
торгуют монастырские святые,
и побрякушки копят золотые,
и, как старьёвщики, всю рухлядь тащат в дом.