«Тамбов. Орел. Познал обмана…»
Тамбов. Орел. Познал обмана
Ты весь чарующий расцвет,
Когда смерч древнего бурана
Сметал следы имперских лет.
И над могилою столетий
Сплелися дикою гульбой
Измена, подвиги и плети,
И честь, и слезы, и разбой.
19
«Колокола могильно пели…»
Колокола могильно пели.
В домах прощались, во дворе
Венок плели, кружась, метели
Тебе, мой город, на горе.
Теперь один снесешь ты муки
Под сень соборного креста.
Я помню, помню день разлуки,
В канун Рождения Христа,
И не забуду звон унылый
Среди снегов декабрьских вьюг
И бешеный галоп кобылы,
Меня бросающей на юг.
1922
1
«Сильней в стременах стыли ноги…»
Сильней в стременах стыли ноги,
И мерзла с поводом рука.
Всю ночь шли рысью без дороги
С душой травимого волка.
Искрился лед отсветом блеска
Коротких вспышек батарей,
И от Днепра до Геническа
Стояло зарево огней.
Кто завтра жребий смертный вынет,
Чей будет труп в снегу лежать?
Молись, молись о дальнем сыне
Перед святой иконой, мать!
2
«Нас было мало, слишком мало…»
Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твердым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шел в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак.
3
«Забыть ли, как на снегу сбитом…»
Забыть ли, как на снегу сбитом [21] В издании сохранена авторская орфография.
В последний раз рубил казак,
Как под размашистым копытом
Звенел промерзлый солончак,
И как минутная победа
Швырнула нас через окоп,
И храп коней, и крик соседа,
И кровью залитый сугроб.
Но нас ли помнила Европа,
И кто в нас верил, кто нас знал,
Когда над валом Перекопа
Орды вставал девятый вал.
4
«О милом крае, о родимом…»
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака,
И гнал, и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Грузясь на ждущий пароход,
Когда с прощальным поцелуем
Освободим ремни подпруг,
И, злым предчувствием волнуем,
Заржет печально верный друг.
1925
1
«Не знал ни Саввы, ни Душана…»
Не знал ни Саввы, ни Душана,
Казалось ― ты глухой пустырь,
Когда плясала обезьяна,
И пел уныло поводырь.
Когда-то, где-то дрались смело,
Кого-то, кто-то угнетал…
Глядя на бронзовое тело,
Тебя никто тогда не знал.
Да, что любили и что знали
Мы в те постыдные года,
Когда свои родные дали
Казались мрачными всегда,
И только здесь иные речи,
Иное чувство нам дано,
И стал нам дорог сыр овечий,
И это терпкое вино,
И эта тишь, и эти дымы
Твоих вечерних деревень ―
Не мы ль теперь, тоской гонимы,
Благословляем мирный день;
Изведав горькую утрату,
Своей земли, теперь не мы ль
Твердим неверящему брату,
Ему неведомую быль.
2
«За старой ригой поворот…»
За старой ригой поворот.
Легко идти по росным тропам
В вечерний час на огород,
Дыша гвоздикой и укропом.
О мирный труд! Шагает конь.
Чигирь скрипит. Вода струится.
Нет, дни пожаров и погонь
Теперь сплошная небылица.
И в этот час, средь синих верб,
Когда двурогий месяц встанет,
Как может верить старый серб
Словам о буре и о брани.
Мне ― дальней родины позор,
Ему ― его земля и травы,
И даст он, молча, помидор
Рукой мне грязной и шершавой.
3
«Опять сентябрь в чужой стране…»
Опять сентябрь в чужой стране.
Но не ищу судьбы укора,
Идя по розовой стерне
Тропой уклонной косогора.
Приюта нет ― ну что ж, и пусть,
Меня влекут чужие дали, ―
Вручу дорожным ветрам грусть,
Чужим полям отдам печали.
Я знаю, кто не тороплив,
Кто числит время ростом злаков,
Тому сентябрь везде счастлив
И благосклонно одинаков.
И с сердцем легким и простым,
Гляжу, весь мир благословляя,
Как над селом лиловый дым
Восходит ввысь, лениво тая.
Читать дальше