Сергей Ростовцев - Тик – Так

И по рукам хожденье начал я,
Как мелкая разменная монета,
Пока меня не бросили, шаля
«На чай» – за рифму, нищему поэту.

А тот бесплатно пил свой кипяток,
И пальцами меня и тёр и гладил.
И улыбался, делая глоток.
И ставил кружку, и писал в тетради.

Я вспоминаю новенький пятак,
Сияющий на солнце бесполезно.
Хоть жаль, что я помят и вытерт так,
Но золотым кажусь, а не железным.

Все дело в не оклеенном окне
В нем стёкла до сих пор не запотели.
Я с дрожью прикасаюсь к простыне,
И скручиваюсь калачом в постели.

Мне засыпающему много лет тому,
И обнимающему бабушкину руку,
Спокойно и тепло, и потому,
Я ощущаю мир уютной штукой.

Тепло не долгое в объятиях иных.
Уйдёт,
и замерзают пальцы…, плечи….
И немотой суставов будет ныть,
И дрожью желваков дробится вечер.

Но вот, наказы мамины отбросив,
Ко мне мой сын нырнул под одеяло,
И мне в плечо уткнул холодный носик,
И засопел,
И сквозняков не стало.

Вот уже повисли листья,
Словно пальцы дирижёра.
Веток рук поникли кисти,
Чтоб корою хрустнув…
Скоро…

Пред оркестром непогоды,
Что есть сил рвануться ввысь!
И отчаянье природы
Бросить улице на бис.
Чтоб фонарной лампы светом,
Вычерчен из темноты,
Дирижёр порыву ветра
Звук задал до хрипоты.

Все покамест недвижимо.
В зале улиц тишина.
Только редкие машины.
И дежурный свет – Луна.

И лампочка на потолок ложится тенью,
И пыль ложится медленно на стул, на стол,
на крышку банки с розовым вареньем,
На стопку книг, забытую в углу.

Из коридорной двери, словно ворон,
Крадётся на пол коридорный свет.
Крадёт он во владенье коридора
Всё, от чего ещё остался след.

Нет комнат, коридоры, коридоры.
Стучат часы и беспросветно лгут.
Пройдут века… и пыль засыплет город,
И стопку книг, забытую в углу.

В пыль пустыря обожжённого,
В угли от старой мельницы,
В серые, старые жёрновы
Молнией туча целится.

Хлеба не видели долго.
Год уже не пахали.
Стала земля от солнца,
Словно топтали ногами.

Осталось на всю деревню
Десяток живых дворов.
С высохших веток деревьев
Сбили последних ворон.

А в этот уже понедельник
Мельницу подожгли.
Зачем нужна она, мельница?
Пыль размолоть с земли?

В пыль пустыря обожжённого,
В угли от старой мельницы,
И в обгорелые жёрновы
Молнией туча целится.

Как-то, роясь в своих бумагах старых,
Оставляя исписанные, и отбрасывая чистые,
Я обнаружил свой детский гербарий,
А в нём – листья.

– Покупайте! Цветы аккуратно сложены,
Связаны ниткой, обёрнуты в целлофане….
А я помню девочку, которая листья жёлтые
Собрала букетом в гранёном стакане.

Жёлтые…. Такие ужасно жёлтые.
Особенно, когда среди зелёных.
И я поставил гербарий в сервант,
на стеклянную полку,
В пожелтевшей тетради
на бесцветном хрустальном фоне.

Сегодня страстно приласкав
Поставишь завтра к стенке.
Еще не выставлен прицел,
Но выстрелишь в упор.
А я гляжу в твои глаза,
И путаю оттенки,
За серый – призрачную цель,
За зелень – приговор.

Приду и стану у стены.
Никак не отвертеться.
Скажу: – Ни пуха, ни пера!
Смелей спускай курок.
И в ласках не было вины.
И пулей прямо в сердце.
И так добра была вчера,
Но вот сегодня срок.

Сейчас гляжу на всё вокруг
Ослепшими зрачками.
Иду и невпопад дышу,
И путаю слова.
А завтра, как мишени круг,
На чуть шершавый камень,
И так пронзительна свежа
Зелёная трава.

Прикосновение твое так непривычно остро,
И как гитарная струна я под твоей рукой.
Сквозь дрожь: – Ни пуха, ни пера!
Не бойся – это просто.
Спускай курок. Сегодня срок.
Аккорд бери другой.

Видел я как ветром быстрым,
Словно, был у бури праздник
Оборвало много листьев,
Календарных, жёлтых, красных.