А ведь могло бы!
Но рвалась мечта
со стоном лопнувшего троса.
И в сердце не рождалось ни черта:
Ни торжества, ни злобы,
ни вопроса.
Без пыла
что за спор?
Бесплоден с тенью бой.
Мираж: пустыня кажется нам морем
живых идей
Так было.
До тех пор,
пока я жил собой,
не озабочен радостью и горем
других людей
…Ну, а потом?
– Потом Любовь сожгла
сомнения гнилые,
дав семя веры
в золу вложить.
Хозяйкой в дом —
в мой мозг она вошла,
чтоб нежилые абстракций сферы
обжить.
Но в том, что родилось
уже не на пустом,
с ее живыми соками смешалась
завистливая злость
при мысли о Святом,
которое еще не совершалось.
И не свалилась с плеч забот гора.
Ни ад, ни рай.
Ни два ни полтора.
Погоду бросило в разгул.
Всю ночь звучал могучий вызов.
Свистящий ветер на бегу
Повсюду снег срывал с карнизов.
Под утро надоело дуть,
Седой асфальт мести.
В термометре застыла ртуть
На тридцати.
Спозаранок пар морозный
В сонном воздухе клубится.
Молчаливы и серьезны
Человеческие лица.
Россыпь поступи негромкой,
Дробь неслышной частой дрожи.
Разве только льдинкой ломкой
Прохрустит иной прохожий.
Ноги двигаются сами,
Шаг за шагом, без конца.
Сумасшедшими часами
Бьются, тикают сердца.
Тик-так.
Стрелок круги.
Ночь – тьма. День – полосат.
Итак,
Как ни беги,
в сутках 24 часа.
Весь день
суетный шаг
Не стой – в давке сомнут.
Везде
люди спешат.
Час – всего 60 минут.
Но вот —
прыгнул в трамвай.
Завтрак жуй на ходу.
Завод.
Не отставай!
Место твое
в рабочем ряду.
Стружка вьется, чуть лучась, —
50 деталей в час.
На стене часы висят —
В смену – 350.
Почти по кругу
Круглый
год
проносится в подобной дрожи.
Бывает,
каплями выступит пот
на огрубевшей коже.
Бывает,
и о еде забывают.
Курить на ходу – работа срочная.
Бывает,
время за так убивают,
Бывает и сверхурочная.
Всяко бывает, когда заест.
Бывает,
до смерти надоест.
Зачешутся,
просят иссохшие глотки —
ВОДКИ!
Скинутся.
– Лётом за влагой живительной!
– Стаканчик позволь-ка.
(Во рты прольют,
поморщатся)
– Удивительно,
как ее только
партийные пьют?
– Пора бы, пора бы ее изживать!
(Смеются)
– Пора давно.
А время – к обеду.
Пора пожевать
И перекинуться в домино.
Волнуясь, кричат, не скрывая азарта:
«Дуплись! Не тяни же! Бери конца!!»
Костяшки стучат.
Убивается карта
За треском матерного словца.
Постучали, поболтали, отрезвели,
и опять
со станков пошли детали —
раз два три четыре пять…
Сдельщиной повышен тонус.
Что успеешь – все твое.
День – вращающийся конус,
Тоньше, тоньше острие.
Уже, уже колея.
Смена. – С новой стык.
От работы до жилья
Целый час – час пик.
А тут и потеплело.
Вдрызг изругана
шальная переменчивость погоды.
От шин машин шарахаясь испуганно,
К граниту зданий жмутся пешеходы.
И снова об асфальт подошвы трут,
Разбрызгивая снежное болото.
Весь город – студенистый серый спрут —
Трясется в предвкушении чего-то.
– Идут. Идут. Ступают полновесно.
Ботинки. Туфли. Боты. Сапоги.
Идут. Идут. Потратив силы честно.
Исполнив долг или отдав долги.
Идут. Идут. Спеша скорей разлиться
По магазинам, комнатам, углам.
И в сумеречной робости реклам
Усталой сталью светятся их лица.
А в воздухе, почти что жидком.
Бьет ток проклятий мысленных —
Дрожь отвращения к улиткам
Очередей бесчисленных.
– Кто последний?
– Я, касатка.
– Что, бабуся, тяжело?
– Ох, голубушка, несладко,
да дают по два десятка,
слава богу,
повезло…
– Кто последний?
– …
– Все хотят быть первыми.
– Будете стоять?
– Я, да.
– Я отойду в рыбный, за консервами.
– Вперед лезут и лезут без стыда.
– Скажите, чтобы не отпускали.
– А вы, гражданин, за кем стояли?
– Надо дожидаться следующего.
– Вызовите заведующего!
– Говорят, осталось ящика два.
– Хватит.
– Вот темпы! Едва-едва.
– Девушка, живее ради бога!
– Я одна, а вас много.
– На покупателя плюют!!!
– Кто последний?
Что дают?
В домах глазницы окон ожили:
Жильцы позажигали свет.
Мгновенно уничтожили
кто ужин, кто обед.
И за дела.
Ведь дел всегда хватает,
А времени и сил всегда в обрез.
И долгий зимний вечер, как экспресс,
Почти без остановок пролетает
В ночь.
Гаснет свет. Смолкает шум.
То не провал, а склон пологий.
Расслабься.
Отдохни от дум.
Забудь тревоги.
Читать дальше