Игорь Шахин - Ангелы живут в аду

На интимную близость в этом возрасте может толкнуть многое, но еще большее от нее удерживает. И чаще всего это мысли о необъяснимой вине, которая непременно должна обрушиться на тебя после свершившегося. Это, пожалуй, самая первая, настоящая взрослая ответственность в жизни подростка, если не учитывать патологию или развращенное знание о половойжизни. Вот это, второе, меня и подстерегало.

В то время Звонарев уже четвертый год ходил в музыкальную школу – довольно далеко от поселка, в военный городок. Важно, что в военный городок. Там было так: офицеры занимались своими делами в гарнизоне с солдатами и техникой, а их жены, не занятые каким-либо трудом, потому что не всегда находилась для них работа – не в колхоз же им идти или на судоремзавод! – они погружались: кто в новейшие модели сезона, кто в чтение толстых журналов, кто в самодеятельность, ну и справедливости ради надо сказать, кое-кто занимался спортом. Наши матери их недолюбливали за легкость и комфорт жизни. Но это к делу почти не относится. Дом офицеров бурлил от энергичной деятельности их женсовета. Каких только там кружков не было: и английского языка, и фехтования, и любителей восточной поэзии, не говоря уж о самых обыкновенных кружках для их младших детей. А в роскошно отделанных цветной плиткой и зеркалами туалетах для их старших детей «действовали» стихийные нелегальные кружки знатоков болгарских сигарет, венгерских сухих вин, редких записей рок-н-ролла и тонкой картежной тактики.

Взрослые, изредка забегавшие в эти заведения, ничего кроме мирно беседующих юнцов не замечали – конспирация была отработана до мельчайших деталей. Им даже могло казаться, что и сигаретный дым не имел к юнцам никакого отношения. Впрочем, взрослые забегали туда только по вечерам да в выходные дни, когда в Доме офицеров шел фильм или проводились какие-нибудь мероприятия…

За четыре года беганья в музыкальную школу наш Красавчик стал своим среди офицерских ребят, но не тех, что прятались от взрослых в интимном заведении. Его приятели большей частью пропадали на баскетбольной площадке или в литературном кружке. Нас же, поселковых, старался с ними не знакомить, видимо, стеснялся нашей полусельской неотесанности и, как я потом понял, не хотел с нашей стороны некоторых разоблачений, так как успел приврать кое-что о своих родителях и о своих талантах. Что поделать, Звонарев был фантазером отменным, этого и теперь у него не отнять.

И вот как-то пришел он в школу с фингалом в пол-лица и распухшими губами. Такой выходки по отношению к нашему товарищу мы никому простить не могли. Никто, кроме офицерских, тронуть его не мог по одной-единственной причине: все мы, семеро одноклассников, горой стояли друг за друга, потому что жили на двух соседних улочках – Степана Разина и Емельяна Пугачева. Это обязывало. Другие поселковые нас остерегались или старались с нами дружить, да и понятно это – с первого класса мы всегда вместе. Мало того, все мы были помешаны на спорте, кроме Ветлы, и всякая сборная школы в последние годы учебы состояла, прежде всего, из нас, несмотря на то, что было еще два класса параллельных, да и старшеклассники кое-что значили. После одного зарубежного боевика мы сами себя прозвали «великолепной семеркой».

Не знаю, чего бы мы стоили без потрясающей дипломатичности Черепанова, который первым начинал разговоры с обидчиками, и чаще всего эти его диалоги с противниками и заканчивались. А если уж ничего не получалось у Черепанова, то все решал Ярый. Он оправдывал прозвище и своим вспыльчивым характером, и буграми мускулатуры.

В случае развития конфликта роли распределялись так: Яровой крушил налево и направо, я периодически повисал на его руке, чтобы он кого не убил, братья Гримм, близнецы Гримпельштейн стояли спиной к спине и изредка отмахивались, если на них кто-то наседал, Черепанов валялся с кем-нибудь на земле, с криками от одних к другим метался Ветла, пока его кто-нибудь не задевал, после чего он, придерживая ушибленное место, садился в сторонке и отрешенно ждал окончания этой катавасии, Звонарев возбужденно и вместе с тем тщательно выполнял серию борцовских приемов, которые перенял у офицерских ребят, стараясь притом никого сильно не ушибить…

Звонарев признался, что зашел в туалет, где у него попросили закурить, на что, не зная как ответить, промолчал, только вот закашлялся от дыма и выдавил из себя: «Вот так накурили!».

Мы втроем: Ярый, Красавчик и я пошли в городок.