Никита Самохин - Заряница

Раскудрявился Дон своевольный,
Пляшет зыбь в ледяной черноте,
И срывается берег бездольный,
Растворяясь в голодной воде.

Так и мне доведется однажды
Обрести неизбежный покой
И познать утоление жажды,
Став минувшим природы донской.

Как в краю туманов, охмуренных ленью,
Где не знают зори буйной синевы
И плывут закаты одинокой тенью,
Поживает лада – дочь степной травы?

Может, ей тоскливо, сиро на чужбине,
Может, одолела вековая хмарь?
Или тщетно бьется в жадной паутине,
Поминая слезно дорогую старь?

Но, видать, не плохо дело в чужедалье,
Коль не кажет носа в отчьей духоте.
И неймется только мне с моей печалью
Раствориться в прошлом да в пустой мечте.

Снова поле на рассвете
Наводнили голоса
И на скошенном вельвете
Закиселилась роса.

Волглой прели поволока
Проняла сухую рань,
И на скатерти востока
Возлегла рудая стлань.

Поле в золоте захрясло.
Даль морковная дрожит.
Обнимает стебли вясло [4] Вясло – пояс снопа.
В глубине степной души.

Но пройдет заранок вскоре,
Заметя свои следы,
Чтоб воздвигнуть в желтом море
Завтра новый храм страды.

Заснула река разлихая,
Укрывшись огнями домов,
И дремлет деревня глухая
Под проседью теплых дымов.
Дичает к дороге тропинка
В бурьяновой этой глуши,
Но горстку рождает крупинка —
Забытая всеми глубинка
Забытой славянской души.

Рассвета жду, сморенный темнотою,
И тишина потворствует тоске,
Но делит небо с бренною звездою
Еще луна, тускнея вдалеке.

И все же свет кусается, он рядом,
Он за собою тянет синеву,
А я, уже отравлен лунным ядом,
За юной дремой медленно плыву.

Испив молчание до дна
В тисках терпения сухого,
Отведай зелья колдовского,
Вернув ушедшее сполна.

Но постучав в чужую дверь,
Свою оставь пока открытой
И песне новой, неиспитой,
Без лишних слов уже не верь.

Вкушаю свежесть рощи белой
Под изумрудной сенью крон,
И дух весны, живой и спелой,
Теснит меня со всех сторон.

Но, как назло, не за горами —
Купала, жаждущий костров,
И позабытая ветрами
Зола ленивых вечеров.

Снег соскальзывал с карниза,
Бился оземь черствый пласт.
«Но в паденье нет сюрприза, —
Размышлял понурый наст. —

Вот бы этот снег вернулся
В небо тучею густой
Или солнцем захлебнулся,
Наслаждаясь высотой».

Только что-то не стремилось
К звездам крошево зимы,
Лишь покорностью томилось,
Как подчас живем и мы.

Мелькают свет и тьма, а я считаю дни,
Когда твои глаза изгонят яд разлуки,
Стирая череду напрасной воркотни,
Предчувствий пелену
и грим любезной муки.

Но знаю, не уйдет сыпучая тоска,
Останется со мною, спутница поэта.
И хоть сегодня ты мила мне и близка,
Ей выпало плутать в душе казачьей где-то.

Вечер ползет. Солнце к западу жмется —
Медленно катится к яме ночной.
Может, под звездами пекло уймется,
Вняв колыбельной росы неземной.

Только не сладить с палящею силой
Всем хладнопесенным звездным хорам,
Если зарю поднебесье вкусило,
Жалуя волю горячим ветрам.

Грядет зима – пора забвенья.
Вся степь готовится ко сну
И ждет снегов прикосновенья,
Чтоб в их зарыться белизну.

И хутора живут зимою,
Уже давно считая дни,
Когда метель седой каймою
Украсит чахлые плетни.

Заоблачное чувство безответно,
Когда открыться мне мешает страх,
Когда влеченье к солнцу незаметно
И правда тает в каверзных ветрах.