Сергей Калашников - Музыка напоследок

в халате белом человек – к стене —
тупым ланцетом – потно прислонилось —
и грубым швом заштопает – и не
пока еще оно остановилось.

На полпути остановилось дыханье
и сердцебиенье – по дороге домой.
Прохожие, автомобили, зданья.
На светофорах – сирены вой.
Прямой массаж, но что-то заело.
Дыханье искусственное рот в рот.
И вот усталые люди в белом
печалятся – и даже наоборот.

…и наступит январь. Вдоль дороги блестят
тускловато толченые стекла.
И спешит обагрить краткосрочный закат
снег вчерашний, поблеклый.

Возвращаясь из библиотеки вдвоем,
драгоценная, как не влюбиться
в это все: застилается мглой окоем,
где-то каркает птица.

Вечереет буквально у нас на глазах.
Свет фальшивый, недобрый,
он запутался густо в твоих волосах,
золотой отливающих пробой.

И когда мы вернемся под сумрачный кров,
тишину разрушая,
мы забудем про чайник – откинув покров,
очертанья свои обнажая.

Мы возляжем бок о бок с тобой. А потом
сон в трепещущих веждах
нам приснится, тревожный и общий, – о том,
как ночами стучится отчаянье в дом
в долгополых одеждах.

Ни лампы, ни просто свечи,
Ни даже лучины коптящей.
И спичек – их нет. Не ищи!
Ни хвороста прямо из чащи.

В колючую хвойную шерсть
обернуто зево. Не спится.
Все бьются в ведерную жесть
края затвердевшей водицы.

И только раскроет свой рот
в ночи боязливая птица,
как облачность этих широт
луне возрастающей снится.

Не то чтобы снится, а так —
мелькнет и исчезнет во мраке
надкушенный кем-то медяк.
И брешут в потемках собаки.

И вздохи коров. И вовне
черно, словно выколов очи.
И лишь половицы во сне
скрипят от шагов полуночи.

Отхватим зиму в старой куртке
среди пятиэтажных стен,
глотая кофе и окурки.
Еще не худо. Не совсем.

Не спи. Не спится. Сну покуда
не разжимай надежных век.
Там черная стоит остуда