Василий Макеев - Белый свет

Ты не таскай мне банки без конца,
Куриной тушкой не осилить боли,
А набери сухого чабреца —
Он горько пахнет вечностью и волей.

Дай Бог самой в палату не попасть,
Чтоб не говеть и хрип не гнуть целителям,
А я нарочно выхвораюсь всласть
И дам «отлуп» любезным посетителям.

Разумом – не птица,
Верь, не обману,
Стал я часто злиться
На свою страну —

Не бежит сторонкой
За страной другой,
Пьет наперегонку
И наперебой.

Ей беспрекословиц
Всех не перечесть,
Может, это совесть
Или даже
честь?

Вот подходит к краю
И моя стезя.
Я в сердцах караю
Самого себя.

Темен или
светел,
Молод или стар,
Буйно профурлетил
Свой небесный дар.

Лишь одна зарница
На чело легла:
На тебя мне злиться
Не хватает зла.

Прикрылись праздники Кремля
Божественными службами,
А шествия церковные —
С языческими в лад.
Такой мы пуганый народ,
Что, заручившись дружбами,
Закрыв глаза,
Взасос и кровь
Целуем всех подряд.

Мы, как медведи-шатуны,
Очухались от спячки,
Не позволяет здороветь
То сплин, то некий блин.
Нам в душу плюнули хохлы,
И даже на кулачки
Нас вызвал нагло, впопыхах
Изжеванный грузин.

Нас учат жить и гулевать
Мошенники и крали,
На всех экранах в бубны бьют
И пляшут трепака.
У нас оттяпали поля,
Страну у нас украли,
А мы безвольно и взахлеб
Валяем дурака.

Достали разом до кишок
Вруны и рукосуи,
Попробуй раз их и всерьез
Отважно побори.
Окститесь, милые мои,
Не поминайте всуе,
Не продавайтесь никому.
Иль черт вас побери!

Когда б я знал, на что и где упасть,
Соломки постелил бы на дорогу.
Я сроду не отваживаюсь красть
И не надеюсь на щедроты Бога.

Да зарастет былое трын-травой,
О будущем не вымолвлю ни звука.
Кувшинка мне пожарной головой
Легко кивает с глади Бузулука.

Сентябрь поспел, как жито в закромах,
И небеса бездонно-запредельны,
И сосны бузулуцкие впотьмах
Качаются почти что корабельно.

Как славно душу тешить в сентябре
Тем, у кого мозги давно седые.
В филоновской церквушке на бугре
Венчаются поспешно молодые.

Потом они челомкаются всласть…
А мне уже и сласть не по карману.
Но коль не в силах вечности украсть,
Я никому завидовать не стану.

Иду враскачку, как за плугом,
Как будто поднимаю зябь.
Я вновь прощаюсь с Бузулуком,
На нем стоит такая рябь.

Такие горькие морщины
Стремятся дружно совпадать,
Что, думаю, с его кручиной
Моей вовек не совладать.

Я сам бы стать хотел рекою,
Ласкать кувшинки на корню,
Коней кропить на водопое,
Возить на скатах ребятню,

Росу рассыпать по угодьям,
Ворочать камушки и пни
И горделивым половодьем
По грудь захлестывать плетни.

Увы, догадкой неизменной
Делюсь в душе и на челе:
Ты – Бузулук, ты – неподдельный,
А я – расхожий на земле…

И нет добра от сглазу,
И воли тоже нет —
Последний синеглазый
Заплаканный поэт.

Я жил не по заказу
Голубил белый свет —
Последний синеглазый
Взаправдашний поэт.

Враги черней, чем галки
Средь сумрачного дня,
В их разномастной свалке
Клевать взялись меня.

И длилось окаянство,
И веял адский дым:
Мое степное пьянство
Вдруг в горле стало им.

Но я не сдамся сразу —
Живуч, как бересклет,
Последний синеглазый
Ославленный поэт.

Я слыхом не слыхал
Моих врагов,
Полжизни мне они
Не представлялись.
В миру со мной
Задорно забавлялись,
Не трогая
Сердечных берегов.
От сытости ль
Они не объявлялись,
Иль от избытка ситных пирогов?

Жили гении, безумцы,
Время встало на попа.
Ныне в моде остроумцы,
Деловая шантрапа.

Не прольют и не проточат,
И под видом простоты
Насулят и наморочат —
И прошмыгают в кусты.