И солнышко встаёт, как юная жена,
В ресничных облачках, в сиреневой ночнушке,
Которая всю ночь любилась допьяна,
И сладкая слюна осталась на подушке, —
Мерцает по лицу стыдливая волна.
И солнышко встаёт, как юная жена!
Благодарю тебя, взыскующий Господь,
За сей небесный свет, струящийся наружу,
За трепетный июнь, что тешит нашу плоть,
И душу бередит, и возвышает душу.
Всевышней красоты грехам не побороть.
Благодарю тебя, взыскующий Господь!
И мытым я, и катаным
Живу, и клят и мят…
Висит над белой хатою
Простуженный закат.
Трещит костёр у кузницы,
И в сторону реки,
Как бабочки-капустницы,
Стреляют угольки.
Столбы гудят коленями
В угоду январю.
На лавочке в правлении
Я с конюхом курю,
Дым в копны образуется.
А конюх – мировой,
Опять интересуется
Тревогой мировой.
Галдит он мне настойчиво,
Хоть сам не без греха,
Что кой-кого бы стоило
Зачислить в конюха…
В окне сирень сутулится,
Сугробы, как воза,
У запустелой улицы
Прорезались глаза.
Метель заколобродила,
Швыряет в ставни снег…
А я на милой родине
Хороший человек.
«За тёплым молоком, за тонким ивняком…»
За тёплым молоком, за тонким ивняком
По слёзным василькам и путам повилики
Загнал меня Макар покорливым телком
На берега моей причудливой Паники.
И прямо на венце родительской земли,
У дома, у крыльца в понуром полумраке
Мне жаром золотым вдруг душу обожгли,
Всю душу обожгли пылающие маки!
А утром в небесах гульба и тарарам:
То ветер застращал крушинною отравой,
То ливень босиком по алым лепесткам,
По маковой любви протопотил лукаво.
Что ж, путаной душе и ливень поделом,
Не стану исходить печалью беспричинной.
Утешусь и репьём, и буйным лопухом,
Иль тою же с тоски бессмертною крушиной!
Протарахтела повозка,
Просвиристела чека.
Так же лениво и просто
Лета тончает черта.
Кончилось наше сиденье,
Снова берёмся за гуж.
Пенье, свиданья, виденья —
Милая сельская глушь.
Вряд ли навеки запомнишь,
В сердце с собой заберёшь
Крыши зелёный околыш,
Красный её козырёк.
Вряд ли надеяться надо,
Что угадал наизусть
Повесть вишнёвого сада,
Плёса кукушечью грусть.
Ветрена память. Но всё же
Соком крестьянских корней
В чём-то ты станешь моложе,
Чём-то природе родней.
Может, не только для виду
И не за модную блажь
Родину эту в обиду
Своре продажной не дашь!
От гульбы, от долгих песнопений
Возвращусь в родную колею,
Лету на зелёные колени
Положу головушку свою.
И оно мне с нежностью великой
Поднесёт малиновый настой
И прикроет веки повиликой,
И омочит волосы росой.
И чтоб снам таинственным присниться,
Чтоб меня прохладой не вспугнуть,
Золотого жара медуницы
Мне насыплет вечером на грудь.
Я усну, как в омуте, глубоко,
И меня, забытого в траве,
За глаза просватает сорока
Молодой волнительной вдове.
Я не ждал от родины иного.
И, когда вернусь из забытья,
Прошепчу я лиственное слово
Про тебя, околица моя.
Потому что с отческой любовью
В целом свете можешь только ты
Положить мне землю в изголовье
И к ногам медвяные цветы.
Потому-то, смладу торопливый,
От напастей разных и от бед
Я лечу на зов твой терпеливый,
Как шальная бабочка на свет!
Какое счастье – посерёд степи
Увидеть лес глухой и разномастный.
Он топору с пилою неподвластный,
И ты в него торжественно вступи.
О, как вольготно стонут дерева
И заяц держит ушки на макушке,
Да собирают ушлые старушки
Сплошной сушняк с прикидкой на дрова.
Затеют лоси ль громогласный гон,
Витютень ли запутается в кроне,
Ведун-лесник спокоен на кордоне,
Он звероватый гонит самогон.
К нему по старой памяти зайди —
Пройдёшь на крепость славную проверку,
Совет получишь, как тебе жалмерку
Пригреть на обмирающей груди.
И, будто бы подслушав разговор,
Лес зашумит тягуче и согласно,
И ты бредёшь обратно безопасно,
Качнув кипрея ветреный вихор.
Читать дальше