Но недаром мне запали
В сердце тихие картины:
Удивленно смотрит в дали
Красный выводок калины.
Дремлют гуси у колодца,
Солнце вылилось на перья,
И ветла пугливо бьется
В золотых объятьях хмеля.
Я пришел проститься, осень,
Тянет сумка за плечами,
Над горою тает просинь,
Оплавляется лучами.
Прямо с отчего порога
Ухожу я – что за мука! —
Будь не скатертью, дорога,
Будь не вечностью, разлука!
Семь погод на земле, семь погод:
Листопляс,
листолет,
листоход…
На реке и над гарью болот —
Семь погод, семь погод.
Семь рубах на дубах порвались,
Семь ребят без рубах родились.
То-то осень то пляшет, то пьет —
Семь погод, семь погод.
Семь свечей догорело в избе,
Семь ночей я мечтал о тебе,
Но на сердце твоем в свой черед —
Семь погод, семь погод.
Был бы я семи пядей во лбу,
Я бы, может, попятил судьбу,
А теперь на меня, что ни год —
Семь погод, семь погод.
До седьмого колена родня
Ни о чем не грустит у меня,
Переносит привычный народ
Семь погод, семь погод.
Коль я в жизни почувствую миг,
Что грядет неизбежный семик,
Возглашу через вытланный рот:
– Семь погод, семь погод!
Семь погод на земле, семь погод:
Листопляс,
листолет,
листоход…
То-то осень то пляшет, то пьет —
Семь погод, семь погод.
В деревне гульбой встречают
Своих дорогих и близких,
От радости истово плачут
И в горнице ставят столы.
Сначала расспросят о жизни,
Проведают об удаче,
И гость поневоле хмелеет
От почести и хвалы.
Посадят его средь старших
В передний просторный угол,
Придвинут к нему свинину
И бархатные кисели.
Разносчик поднимет чарку,
И чокнутся друг за друга,
За долгие те дороги,
Что к родине привели.
Гульбе подобает удаль.
Гармошка прибавит злости
И на ноги всех поставит,
Мелодией окрыля.
Платки зашумят, как ветер,
Полы затрещат, как кости,
А кто-то, глядишь, на лавке
Выписывает кренделя.
Эх, родина гулевая!
Гуляем, кто сколько сможет,
Забудем про все разлуки,
Невзгоды и холода…
Придут под окно гляделки,
И, если приезжий молод,
Одна среди них бывает,
Как правило, молода.
Он выйдет к ним с угощеньем,
Попотчует лютой водкой.
А пьющий ты иль непьющий —
Но гостя в глаза хвали.
А если уйдет приезжий
С податливою молодкой —
Следы заметут, как снегом,
Поникшие ковыли.
И что между ними было,
И что между ними стало —
Они все равно у жизни
Разрезанные ломти.
Гуляла, плясала юность
Румянее краснотала,
Да если бы можно годы
С ног веничком обмести!..
«Ни думу не думать, ни горя не знать бы…»
Ни думу не думать, ни горя не знать бы,
Но я необычной тоской поражен.
Друзья мои справили славные свадьбы,
Торопятся жить и одаривать жен.
Кто любит за душу, кто любит за косы,
А я головой зарываюсь в листву.
Сосватай мне, ветер, премудрую осень,
Я век свой короткий за ней проживу.
Пора ожениться лентяю Емеле,
Забыть про полати и черствый калач.
Я стан опояшу серебряным хмелем,
На плечи накину калиновый плащ.
Держись, золотая, держись, налитая,
Красуйся собою в зеркальном пруду!
По жгучей крапиве, по буйной отаве
Я отроком светлым на свадьбу приду.
С тобой мы поладим, сведенные ветром,
Поладили ныне, поладим и впредь.
По белому свету гулебно и щедро
Пойдем мы печалить, и славить, и петь.
Когда же, заботы свои позабросив,
Я мирно усну над пустынным прудом,
Закатной листвой осени меня, осень,
Оплачь меня, осень, горючим дождем.
Чтоб долго под эту покорную горесть —
Ты только очнуться меня не зови —
Мне явственно снилась печальная повесть,
Чудесная сказка о нашей любви.
«Чтобы стал навеки удивленным…»
Чтобы стал навеки удивленным,
На всю жизнь улыбчивым в беде,
Приплыла на месяце червленом
По ночной неслышимой воде.
Где была так долго и далеко?
Но далеко где бы ни была —
Подошла, как к берегу осока,
И своей косою обвила.
В свете звезд высоких и венчальных,
У весенней нежности в плену,
Я в глазах раскосых и русальных
Золотой кувшинкой потону.
Читать дальше