Борис Гучков - Пояс Богородицы

Мой дом… Его уж нынче нет…
В гостях у дяди
В соседнем доме жил поэт,
Марал тетради.
Конверт, бумага, карандаш…
Наклеив марку,
Он сообщал, что город наш
Похож на Марбург.

«Скорей, отец, сюда езжай,
Беги из ада!
Здесь жизнь, здесь будет урожай,
Здесь то, что надо.
Земля-кормилица, назём,
Родные лица…
На пароходе увезём,
Что даст землица…»

Мой дом… Я рос в его стенах…
Не знал я, молод,
Что знаменитый Пастернак
Любил мой город.
А мы в соседях жили с ним,
И, как обуза,
В мои младенческие сны
Являлась муза.
Всему, всему означен срок.
Теперь я понял:
Он обронил здесь пару строк,
А я их поднял.

Я сошёл. Я один, как перст.
С расписанья автобус сбился.
Целый год не видал я мест,
Где, родившись, не пригодился.

Поглядев на Оки слюду,
Как над нею туманы тают,
Я в Успенский овраг сойду,
Где о том, что приеду, знают.

Я с дороги посплю, устав,
А с обеда, пера рабочий,
Захочу посетить места,
Что мне, грешному, любы очень.

Здесь порушен Кастрова дом
В мавританском изящном стиле,
Здесь в дожди с великим трудом
Пробираются автомобили,

Здесь за двадцать безумных лет,
Остро ранящих, словно жало,
Потихоньку во Вторчемет
Всё снесли, что плохо лежало,

Здесь гоняет с утра коров
(Их всего-то пяток осталось!)
Поликарп Лукич Иванов.
Он по-чёрному пьёт под старость.

Схоронивший Федосью, он
(Как подпорка, рухнула вера!)
Если утром не похмелен,
Стал опаснее бультерьера.

Если водка не будет греть
И наступит похмелье снова,
То ему костылём огреть
Не составит труда любого…

Дом Кастрова – притон и склад…
Храм Ильи подпирает тучи.
Город мой, ты мят-перемят,
Подпалён из канистр вонючих.

Под ветвями листвяных крон
Остов летом сгоревшей школы…
Поплывёт колокольный звон
От Успенья и до Николы.

Этот звон как набат, как гуд.
Песне Господу вечно длиться!
Не спалят тебя, не сомнут —
Сколько можно вот так глумиться?!

А у матери моей
Имя – Евдокия…
В наше время имена
Не дают такие!

И стыдятся, а чего,
А чего стыдятся?
Евдокией отчего
Нынче не гордятся?

Мчатся годы и века…
Мчится юность наша…
Дуновенье ветерка —
Дунюшка… Дуняша…

Мне снится дом, где нынче к непогодине
Половиками выстланы полы,
Где запахи аниса и смородины
Сродни навеки запаху смолы.

Где, ещё дедом втиснутый в простенок,
Мои рубахи сохранил комод.
В углу висят иконы, а на стенах
Семейных фотографий хоровод.

Где мать одна, сложив худые руки,
На табурете в комнате сидит
И под метели неуёмной звуки
В ночную тьму тревожную глядит.

Укрыты шалью худенькие плечи,
А на столе – мерцающий ночник…
И снится мне грядущей нашей встречи
Неповторимый и прекрасный миг.

Скоро соберусь я и последую,
И поеду – даже плохо верится! —
Вновь туда, где матушка последыша
Ласково баюкала, как первенца.

Как она меня любила, холила!
Сказки мне рассказывала вечером…
Так любила, что уже до школы я
Помогал семье, а не бездельничал.

Своего последыша из города
Скоро встретит мама, выйдя из дому.
Скоро, скоро задышу я молодо,
Заготовлю дров, поправлю изгородь.

Даже и не верится, что встречусь я
С красотой мещерскою, неброскою,
Где так лунно и так звёздно вечером
Над рекой и рощею берёзовой.

«Ты не спи на закате! —
Тормошит меня мать. —
Мне тревожно, сынок,
Я боюсь, понимаешь?
Ну проснись же, пора,
Мой хороший, вставать!
На закате не спят —
Неужели не знаешь? —
Это что же за вид!..» —
«Ах, а я и не помню,
Как заснул на диване!
Ты скажи, отчего
Голова так болит?..»
Полусонный, встаю
И пиджак надеваю.
Выхожу на крыльцо —
Там в полнеба закат!
Я заката огромней
Не видел, не помню.
Он на соснах могучих
Кроваво распят,
Он рекою течёт
По зелёному полю…
«Не грусти, дорогая,
И не верь в чудеса,
Что навеки уснуть
На закате возможно.
Просто, мама, к ненастью
Так красны небеса,
И болит голова,
И на сердце тревожно».