Михаил Зайцев - Дорогие сердцу лица

Люди встают, едят.
Молча на службу идут.
Ни на кого не глядят.
Песен простых не поют.

Да и сама страна
Смотрит на мир с тоской,
Словно совсем больна,
Словно пора на покой.

И по заезженному следу,
До самых сокровенных дней,
Нет, никуда я не уеду
От милой Родины моей.

Своих детей я не отправлю
В края чужие, все стерплю.
Я и униженную – славлю,
Я и забитую – люблю.

…Что ж, и в Твои времена
Были скоромны блюда.
Все подливал вина
В полную чашу Иуда.

Ты полегоньку пил,
В мыслях смятенных блуждая,
И за Иудой следил,
Тихо его обнимая.

Чашу приподнимал —
Тяжкой была посуда.
Все Ты дальнейшее знал.
Видимо, знал и Иуда.

Но был не в силах прогнать
И оттолкнуть его плечи.
…Лучше б, конечно, не знать,
Было б, наверное, легче.

Бесстыдница, все-таки рада
Подсматривать из-за ветвей,
Как милые кровные чада
Живут у чужих матерей:

«Смотрите, какие большие!
Кукуют, умеют летать,
И смотрят на гнезда чужие,
Тут ясно, кту родная мать!»

Они пришли, враги,
Ко мне просить прощенья…
На скатерть пироги
Поставил, угощенья.

«Ну, наломали дров, —
Хохочут, – ох, немало!»
…Теперь вот нет врагов,
Но и друзей не стало.

Над озерами – леса.
Над лесами – горы.
Выше – млечная коса,
Звездные просторы.

Выйду из дому. Роса
Катится по крыше,
Отражая небеса
Да и все, что выше.

В тишине напрягаю в смятении слух,
Как забредший в чужое кочевье.
Но любовью уже не насытится дух,
И она предстает как мученье.

И грубеет душа, продлевается тишь
В нашем доме, над нашей подушкой;
Лишь агукает сын, несмышленый малыш,
С бессловесной капризной игрушкой.

Дождь затих. В дыханье луга
Слышу чистый голос твой.
Ты о чем поешь, пичуга,
Над моею головой?

Ни тебе, ни мне не надо
Глупых радостей. Чему ж
Ты восторженно так рада?
Свету теплому от луж?

Или, вволю налетавшись, —
Наступившей тишине?
Иль, меня перепугавшись,
Все ж обрадовалась – мне?

Подбитый чиж
Сел на ограду,
На ромбик
С выпавшим сучком…
Я руку протянул
Погладить —
Ладонь нахлопнулась
Сачком!

Напрягся, сжался бор —
С крутого косогора
В него, как беглый вор,
Влетает поезд скорый!

Рукою заслонюсь,
Упрусь ладонью в бурю —
Спиною отклонюсь.
Замру. Глаза зажмурю.

И стану жутко мал —
Ни возгласа, ни вскрика!
А он – прогрохотал!
И стало тихо, тихо.

А речка – глубока,
А дали – далеки,
И облаков бока
Касаются реки.

Упрям наш катерок!
За ним, как шлейф, длинна,
На запад и восток
Расходится волна.

И кажется порой:
В порыве ветерка
Мы – птицы над рекой
И нету катерка!

Речки стылая вода
В круговерти снежной
Нагоняет холода
На лесок прибрежный.

А прибрежный лес молчком
К речке подступает
И заснеженным бочком
Речку согревает.

Светлы августовские дни!
Деревья, кусты и осока,
И старые мшистые пни
В предчувствии скорого срока
Осенних туманов, дождей,
Морозцев и вьюги, без страха
Шумят, шелестят, и от пней
Не пахнет трухою и прахом.
Беспечные с виду, они
Приемлют душой: не напрасно
Светлы августовские дни,
Что близится осень – прекрасно!

По невидимому следу
Деда, прадеда, отца
Я иду по белу свету,
Глаз не пряча и лица.

Вот и стал я нынче дедом,
И мечта моя проста:
Пусть за мной шагают следом
Сын, и внук, и прапрапра…

Ах, время! Печальное счастье
Пылить по дорогам земным,
С обочины злого участья
Сдувать заблуждения дым.