Михаил Зайцев - Счастью равная даль. 2 книга

Может быть, душой нищаю
И занозу в ней ношу,
Если вот она, беда:
Всё врагу сейчас прощаю,
Мне простить же
никогда
Я врага не попрошу!

Дней осенних ликованье!
Глаз твоих очарованье!
Как во сне, мгновенье длю:
Я люблю, люблю, люблю!
Солнышко в зените светит,
Что ж мне милая ответит?
С неба льётся чистый свет.
– Да, да…
– Да?!
– Нет, нет, нет, нет…

Ходить ни шатко и ни валко
По кухне, кофе кипятить,
Готовить снасти на рыбалку,
В итоге удочки забыть.
Но не забыть в рюкзак порядком
Вложить бутылочку с вином,
Тихонько, с хитрою оглядкой
На спальню, в коей чутким сном
Супруга спит… И всё же, всё же
Бутылью звякнуть, замереть…
И пробежит мороз по коже,
Его вином не отогреть!

В предутренней тиши проснуться вдруг
и слушать
Дыханье леса, шум высоких крон…
И вдруг мне станет одиноко, душно
И вырвется из сердца стон,
Как будто маму потерял я, заблудился
Среди знакомых с детства тропок, рос,
Не к дереву, к железу притулился,
Железом пропитался и пророс.
И в сём едином, слаженном пространстве
Мне места и у края не нашлось,
И у стола в заботливом убранстве
Я – только гость, незваный чуждый гость.
И потому я приготовил мщенье
Своим поступком, замыслом угроз…
И нет мне и не будет мне прощенья
Ни от букашки и ни от берёз!

«Подожди меня немножко,
Расторопная дорожка,
За тобой не успеваю
Я бежать к лесному раю».

Дрожь в ногах, в глазах шмели.
…Добежали. Ух, дошли!..

Тут же шепчет мне дорожка:
«Скособочилась сторожка.
Подровняешь – мчись в низину,
Ягод набери корзину.

А теперь сруби сушняк,
Это делается так.

Что-то бледненьким ты стал,
Ты, наверное, устал?»

«Так устал, хоть умирай,
Где обещанный мне рай?!»

«Непонятливый ты что-то:
Рай – не отдых, а работа
Всею жизнью, всей судьбой
Над ошибками – собой!»

Среди лесов, полей и рек
Идёт усталый человек.
Идёт который год подряд,
Идёт, куда глаза глядят.
Он весь измотан от работ,
Лицо в морщинах, впал живот.
Он от звонка и до звонка
Всю жизнь пробегал у станка.
Завод – семья, семья – завод,
От тех ворот до тех ворот.
В карманах сжаты кулаки,
Лесов не видит он, реки.
Не видит солнца и полей.
Пришёл домой. К жене.
– Налей!

Поспешай, лошадка, в гору,
С горки медленно труси.
Травам кланяйся, простору,
Глазом в сторону коси.

Нам ещё с тобою ехать
Далеко. И, стало быть,
То печалиться, то смехом
Эхо дальнее будить.

Всё ты знаешь, понимаешь,
Потому к исходу дня
И других не обгоняешь,
Обогнать не дашь себя.

То рысцой, то просто пехом
Нам копытами стучать.
И дорогу русской вехой —
Живы, мол, – обозначать.

Ветер с морозцем, мороз с ветерком,
Словно свинцовые пули,
Душу мою обожгли прямиком,
Выстудили и продули.

Холодно ей, моей грешной душе,
Тихой, послушной, влюблённой…
Вот она тянет ручонки уже
К белой берёзе и клёну.

Просит согреться у них и у тьмы,
Просит у света, у просек,
Просит у злой морозящей зимы,
А у людей – не просит.

На душе вдруг станет тяжко,
Я – в машину! Еду!
Ну, встречай меня, Лебяжка!
Улыбайся деду!

Ах, Лебяжка, ах, поляна,
Ты – как девица, румяна!
Был когда-то я гусар,
А теперь, как видишь, стар.

Но в жару и в холода
Ведь душа-то молода!
Молода моя душа,
Да в карманах ни гроша!

Но, даст Бог, я дом построю
Здесь и ставенки открою,
Двери свету отворю,
«Будь как дома!» – говорю!

Не лебяжий пух, а тополиный
Падает, касается руки.
Я иду с головушкой повинной
Берегом петляющей реки.

С рыбкой золотой я не познаюсь,
Но душою к речке прикоснусь,
За свои деяния покаюсь,
За её деянья помолюсь.