Николай Колос - Брызги ультрамарина

А другой, не помазанный светом,
(Что двух слов процарапать не мог) —
Становился успешным поэтом,
Вдохнув запах податливых ног!

Или под театральным пологом … —
Как козлёнок певица поёт…
Но… она показала нам ноги —
И толпа от восторга ревёт!

Господа, проявите терпимость
(Есть зерно в аргументах моих) —
В этих ножках такая вместимость,
Что весь Мир помещается в них.

А теперь… успокойте мне нервы,
Дайте ясный, разумный ответ! —
Неужели все женщины – стервы?
Разве в женщинах ангела нет?!

Может, я заслужил, на твой взгляд, и распятье, и дыбу.
Может, скажешь, что я подошёл, просто так, не любя.
У меня, как у всех в этом мире, свободный есть выбор,
Только я, видишь ты, очень счастлив, что выбрал тебя.

Может ты, как и я, от житейских обманов устала,
Неуютно тебе, как и мне, в этом лживом строю,
Но я дал тебе ключ, чтобы ты мою почту читала,
И, чтоб видела ты, насквозь, грешную душу мою.

Все равно, утверждать, давать клятву в любви – не посмею,
Ведь в словах может быть, разукрашена правдою, ложь.
Только чувство любви… присмотрись, – оно лгать не умеет,
Но и в чувствах любви… красоты никогда не найдешь. —

Оно может кричать, захлебнуться неистовым стоном,
Оно может молчать, не найдя оправдательных слов,
Объяснить свою суть, колокольным, пронзительным звоном,
И войти в череду очень ярких неистовых снов.

Потому про любовь обмануть мне удастся едва ли,
Она здесь и сейчас, нашей жизнью живет наяву,
Только хочется мне, чтоб меня, хоть чуть-чуть, ревновали,
Чтобы чувствовал я, что еще в этом мире живу.

А сейчас я с тобой, застолбил у тебя свои вехи,
Не ревнуй, не питай подозрительно-жгучего зла,
Я пришел навсегда, не для мелкой ничтожной потехи,
Ты меня ото всех… ты меня… наконец… увела!

Шла последняя ночь… И медовую сладость свидания
Оборвал как струну синеглазый, холодный рассвет,
Много дней и ночей будут нас разделять расстояния,
Потому, что уже был заранее куплен билет.

Сдать бы этот билет, и вернуться к любимой в объятия! —
Бог дает только раз. – Всё потом безвозвратно уйдёт,
Только кто-то сказал… и повисло оно как проклятие,
Что билеты сдавать – то какой-то процент пропадёт.

И на этот билет закрутились колёса вагонные,
Возмущённая кровь билась раненой птицей в виски —
Ей совсем невдомек, почему расстаются влюблённые.
Только рельсы стучат: «Дураки… дураки… дураки…».

Там вдали – горизонт, позади – из Эдема изгнание,
В чужеродной волне бьются толпы людей вороньём,
Но таит этот гул для меня гробовое молчание,
Леденит мою плоть, мою душу холодным огнём.

Как же это прожить, утолить этот ноющий голод?
Неужели и есть тот вердикт – мой безжалостный рок?!
Стал пустым для меня миллионный ликующий город —
Среди тысячи лиц, как щепа я сейчас одинок…

Космы мокрые серью пенятся,
День в туман улетел и погас…
И луна – заточённая пленница,
Не резвится, не жмурит глаз.

Мелкий дождь, прозрачными блёстками,
Пляшет в лужах, глухо стуча,
Ветер осени, крыльями хлёсткими,
Залохматился в полах плаща.

Рука грустно с рукой прощается,
Силясь, жадно, мгновения длить,
Этим днём мой дневник начинается,
Первый бисер кристаллит нить.

Ну а ты? – Что в своём запишешь,
Разукрасив, сатирою, слог? —
«Вот и новый безумец ст’ишит,
Оболванясь у чудных ног»!

Что ж пиши! Я сегодня не струшу.
О пощаде тебя не молю —
Я ещё не продал свою душу,
Я ещё не сказал: «Люблю».

Я тобой наверно очарован,
Потому, что грежу наяву,
И не бранным, а хорошим словом,
Я тебя колдуньей назову.

Прикоснулся твой крылатый гений,
И из недр нетронутых глубин,
Вдохнул искры в яркие творенья, —
А они сияют как рубин.

И ты песней высекаешь пламя,
И из всех знакомых нам имен,
Твоё имя вносится как знамя,
Из седых, но памятных времён.

У Христа с истерзанного лика,
Когда гнал Пилат на эшафот,
Не стыдясь, подолом, Вероника,
Вытирала мученику пот.