Бахтиёр Ирмухамедов - Избранные нетленки в одном томе

Мы начали разбег
Во дни, когда пустыня,
Захлёбываясь зноем,
Простёрлась до звезды.
Мы подгоняли век,
Боясь, что он застынет
Бесформенным изгоем
Без мысли и узды.
Мы торопились жить,
Наяривая души;
Мы порывались дерзко
Оставить в дураках
Размеренную жизнь,
И верили, что сдюжим.
Но торможенье – резко
В летящих поездах.
И открывает дверь
Нам проводник тщедушный —
И перед нами снова
Пустыня без конца.
Куда ж идти теперь,
Не знает даже Пушкин;
И не дано иного —
Как остудить сердца…

На переломе
времён и судеб
Никто не знает,
что дальше будет:
Кого-то греет
огонь надежды;
Кому-то лучше,
как было прежде;
А кто-то в мутной
воде реформы
Живёт прекрасно,
как змей проворный.
Но я – всё тот же:
всё так же каюсь
В своём былом,
не пресмыкаясь.

К вам обращаюсь я, братья во Пушкине
И во Некрасове, и во Есенине,
Песни сложите, зовущие к лучшему,
Песни сложите тюльпанно-весенние.
Мне всё равно, кто вам видится в Господе —
Будда, Аллах иль триада библейская, —
Лишь бы народы не ведали горести,
И не гноилась бы участь плебейская.
Лиры сомкните в едином звучании
С лирой Вийона и с лирою Байрона —
Ноты пусть льются мажорно-венчальные,
Но никогда, никогда погребальные.
В песнях живительных только спасение
Через любовь сквозь судьбу окаянную!
Братья во Пушкине и во Есенине,
Будьте чисты, совершив покаяние.

Утерян смысл минувших дней,
Дней настоящих смысл не ясен.
«Телец златой» в сердцах людей
Взлелеян, как младенец в яслях.
Вчерашний вор сегодня князь,
Партийный босс теперь фирмует;
Высокий дух затоптан в грязь;
Поэт угодливо рифмует.
Идём туда, где храма нет,
Где вместо храма – банк да биржа,
Где в правду метит пистолет,
А ложь – возвышенно-бесстыжа.
Теперь народу враг – народ,
Хотя вчера братались кучно;
Эстонец тем уж ныне горд,
Что он не русский иль не чукча.
Чего во имя разошлись? —
Во имя мании величья
Тех, кто случайно вознеслись
Из бессловесного безличья?
Им – наплевать на жизнь людей!
Как и на то, что в миг единый
Утерян смысл минувших дней
Сквозь дедов кровь, отцов седины…

Мы стареем бесшумно и быстро
В многолюдном старенье Земли;
И судьба наша – эквилибристка —
Растворяется пылью в пыли.
Мы стареем (исход неизбежен)
Незаметно для мыслей своих.
Бег старенья безудержно-бешен,
Когда видим старенье других.
Мы стареем, но греем надежду,
Что не вся ещё старость пришла.
По ночам не смыкаются вежды;
Лишь сомкнутся – и зорька взошла.
Мы стареем, но вряд ли согласны
С этой поступью строгой времён:
Как мечты наши были прекрасны!
Как звучал васильковый тот звон!
Мы стареем, и вот уже близок
Рубикон между светом и тьмой…
Шторм прошёл… угасание бриза…
Вот и штиль… вот и полный покой…

Раскрепощённая фривольна
Небес раскидистая синь;
И мне уже совсем не больно —
Я новых набираюсь сил.
Невозвратимо-непригодна
Куда-то сгинувшая горь.
Душа моя теперь свободна
Для зарождающихся зорь.
Благословенен и прекрасен
Грядущего священный лик.
И сам себе я не опасен,
Как океану – материк.

На этом всё! – ни слова о любви!
Пора угомониться, отдышаться;
Пускай других тревожат соловьи:
Зачем теперь покоя мне лишаться?
Любовь – прекрасна! Но, в конце концов,
Она куда-то тихо исчезает —
И ты – как прежде – не глядишь в лицо
Той, кто тебя – уже – не замечает.
О сумасбродство чудное страстей,
Какие сны ты навеваешь властно,
Какое ожидание вестей,
Какую блажь и необъятность счастья!
В такие дни приподнята душа,
И хочется молиться Гименею,
И раем мнится скудость шалаша,
Когда вдвоём ты с ненаглядной, с Нею!
Но срок всему есть! – и редеют сны,
И ты из сказки попадаешь в будни;
Уже не так дурманен хмель весны,
И в шалаше вдруг стало как-то нудно;
Разочарованно ты смотришь вдаль,
Душа пустеет, нет былых стремлений;
И что-то всюду видится печаль,
И ты стыдишься прежних вдохновений.
И чтобы как-то скуки избежать,
Ты новую любовь пускаешь в сердце…
Увы! недолго длится благодать:
Итог всё тот же! никуда не деться!
И, отдружив с печалью и тоской,
Ты, наконец, невольно понимаешь,
Что лучшее на свете есть покой,
Когда любви волнений избегаешь.
К тому же и смешно на склоне лет
Юнцом краснеть пред миловидной девой
И за спиной, смущаясь, мять букет
Иль под её окном рыдать напевы.
…Пускай других тревожат соловьи,
Но я табу накладываю грустно
На все слова и мысли о любви,
На всё, что чем-то беспокоит чувства…