Хайдар Бедретдинов - Белый свет

Соблазну уступив задумки,
Страсть воплощенья не унять.
И носишь творческие муки,
Как ждущая ребёнка мать.

Эскизы, образы, наброски
И вариантов круговерть.
Как замысел загнать непросто
В одну единственную клеть.

Ах, кто бы знал, как труд сей долог
До появления лица:
Этюд, грунтовка, подмалёвок,
А дальше – пропись… без конца.

Кисть положить на холст безбрежный —
Как в океан пуститься вплавь.
Портрет, открыв однажды вежды,
Подскажет: «Там…, вот здесь поправь».

Уже тобой он верховодит,
Мазкам указывая путь,
Хотя конец, казалось, вот он:
«Ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть…»

Не отпускает от мольберта,
Не ведая, что кисть свело.
Картины – это те же дети,
И – расставаться тяжело.

Рождая их, роднишься с ними:
За каждым образом – судьба.
Ведут портретам счёт седины,
И – нимбом серебро у лба.

Удар последний. И усталость
Накатит вдруг свои валы.
Не надо ничего – лишь малость:
Хотя б словечко похвалы.

Не место человека красит —
Он может сам украсить жизнь.:
В картинах искренних – катарсис
И очищение от лжи.

Быть творчеством народу нужным
Не всяким выпадет в судьбе.
И держит Бог талантов души
Для высшей службы при себе.

Когда благообразны мысли,
И в сердце истины покой,
То водит вдохновенной кистью
Сам Бог трудящейся рукой.

Он через чистые творенья,
Наполнив светом их идей,
Шлёт на крылатом вдохновеньи
Свои посланья для людей.

Народу полон зал огромный:
Модели, критики, друзья.
И ты какой-то отрешённый
У Бога спросишь: «Уж ли я?!»

И принимая поздравленья,
Честь воздавая небесам,
Работам истинную цену
Наверно, знаешь только сам…

Виртуозна игра баяниста.
Но стеклянно застынет вдруг взгляд:
Вслед за музыкой дивною мысли
В край далёкий из зала летят.

Мастерство высочайшего класса
Прославляло служителя муз.
Но… оркестр однажды распался,
Как распался великий Союз.

Разорвались привычные звенья,
И душевный нарушен покой.
Жизнью брошен непризнанный гений
И уставшей от бедствий женой.

Подработки, по клубам мотанья —
Образ жизни вполне кочевой.
И в весёлой вдруг пьесе рыданья
Зазвенят музыкальной слезой.

Но спасает маэстро стихия —
Им придуманный песенный бал:
Целый вечер звучит ностальгия
По Парижу, где он не бывал.

Как во сне, он идёт по бульварам,
Где красотки призывно поют.
Музыкант, подпевая, в ударе
Не меха рвёт, а душу свою.

Взором внутренним смотрит он жадно
На кафешек парижских уют.
То не туфельки ли парижанки
Грациозно по клавишам бьют?

Он со страстью слепой наркомана
В мелодичном витает дыму.
И парижские гнутся каштаны.
Аплодируя кроной ему.

Отзвучит аргентинское танго,
Кумпарсида. И так загрустишь!
И поверишь, что нет, не напрасно
По маэстро скучает Париж.

Весь мир уснул.
И лишь одни – в тревоге:
Сканируют судьбу детей в ночи
Избранники, что сопричастны Богу —
Родители, учителя, врачи.

Жизнь дали
И здоровье поддержали,
Смогли по буквам жизни научить
Достойные любви и подражанья
Родители, учителя, врачи.

Оставят след горячих дней угары,
Расстроят сон вставанья по ночам.
А будет ли потомков благодарность
Родителям, учителям, врачам?

Такая жизнь —
Лишь только по призванью,
Когда душа не киснет на печи.
И держат вместе с Богом мирозданье
Родители, Учителя, Врачи!

Почему в изречениях мудрости – горечь?
Отчего в них, чеканных, вдруг слышится грусть?
Сколько истин рождалось в трагическом споре,
Чтобы их повторяли потом наизусть.

Как же сладкой ей быть,
Если мудрость – уроки
Чьих-то горьких ошибок,
Обидных потерь?
Как веселой ей быть,
Если в жизни жестокой
Мы не сразу находим заветную дверь?

Всем искателям истин —
И юным, и старым —
Отпускает ее без лимита казна.
Человечества мудрость – потомкам подарок,
За который заплачено в прошлом сполна.