Хайдар Бедретдинов - Белый свет

Скоморошья доля вовсе нелегка…
Уходили с площадей они в века
Мимо сруба, мимо царского дворца
Под проклятия святого чернеца.

Скоморохами их нынче не зовут,
Не телеги – самолёты их везут.
Величает их народными народ,
Ремесло их с новой силою цветёт!

Говорят: в лесу дремучем,
У горы, под самой кручей,
За поляною глухой
Бьёт издревле ключ гремучий,
Ключ с целебною водой.

Преподобный Отче Сергий
В том далёком древнем веке
С божьей помощью открыл
Это чудо человеку
Для возврата прежних сил.

И с молитвою в дорогу
Издалёка люд убогий,
Всякий хворый и больной
Сквозь века, леса и горы
С легкой торбой, тяжким горем —
За водицею святой.

И несёт молва по свету,
Что целебней места нету,
Чем чудесный тот родник.
Вот и мне бы к водам этим —
Я бы сердцем к ним приник.

Но порою вдруг нежданно,
Как бальзам на наши раны,
Где-то рядом – не в глуши
Кто-то щедро открывает
Золотой родник души!

Семь чудес известно людям,
Знаменитых семь чудес.
Но еще восьмое чудо,
Несомненно, в мире есть.

Это, может быть, простая,
Может, с вычуром, резная,
С непременной теснотой,
Раскаленная, взрывная
Баня русская с парной.

Чем-то с кузницею схожа:
Словно горн, пылает печь…
Здесь любой, наверно, сможет
Сразу тонну сбросить с плеч.

Для начала – все в парилку,
На полок, как на алтарь.
Вот озноб прошел по спинам,
За ознобом – сладкий жар.

Рвутся залпами поддачи,
По ступенькам стон прошёл,
Как свистящий хлыст, горячий
Жар бросает всех на пол.

Встали, ну теперь за дело,
Вот теперь парок как раз,
Ах, какая перестрелка,
Перепевка, перепляс!

Смех, подколки, прибаутки —
Расписная, в общем, речь,
Будто дедовские шутки
Тайно выдохнула печь.

Рубятся, без крови сеча,
Парни дышат горячо.
Шутники, сгибая плечи,
Прохрипят: «Поддай ещё!»

Вылетают, как чумные,
Опаленные парной,
Без стаканчика хмельные,
Шелковые, как руно.

В простынях, как в тогах, гордо
Восседают на скамьях.
Тут горят такие споры —
Что там твой ареопаг!

На душе покой и лёгкость,
И движения легки.
Может, вправду банным богом
Отпускаются грехи?

И поскольку вдруг такая
Благодать сошла на всех,
Раздобревши, отпускаешь
И чужой учтённый грех.

Семь чудес – чужие песни —
Всяк ли знает? Расспроси.
А вот баня – та известна
За пределами Руси.

Жену с любовницей не спутай.
Заначку вдруг не объяви,
Но, в мелочах являя мудрость,
Чужую жизнь не проживи.

Идём по галерее Шилова,
Неся, как груз, свой непокой
Вослед за золотою жилою,
Открытой Мастера рукой.

Но постепенно состоянье
Внутри меняется от чар.
Музей – эпохи достоянье,
Художника бесценный дар.

Сияют золотые рамы,
Звучанье арфы в тишине, —
Приходит ощущенье Храма
И причащения ко мне.

Здесь целый мир в картинах создан,
И он уж сам собой живёт:
На миг застыли в разных позах
Друзья, отвлёкшись от забот.

В полотнах – для потомков вести:
В палитре, в глубине мазков.
Художник пишет труд, как Нестор,
Свой день – для будущих веков.

С портретом вряд ли что сравнится
По силе чувства и ума.
И, оживая в разных лицах,
Глядит История сама.

Парадность с лирикой в соседстве,
И верность классике письма —
В работах дивных без эстетства
Царит эстетика сама.

Не повторяясь, подкупают
И простота, и хитреца,
Но в каждом лике проступают
Глаза души и труд Творца.

Вот – бабка с горечью обиды:
«Не пишут», – это ль не беда?
Вот – «Ветеран», людьми забытый,
Отдавший подвигу года.

Актёры, мудрецы, поэты,
Духовных лиц глубокий взгляд,
Пейзажей широта – всё это
Запечатлённый жизни ряд.

То тихой добротой, то грозами
До сердца достают глаза.
Бывает так: иные образы
Волнуют дух, как образа.

Гляжу на них и в чём-то каюсь,
Обременённый суетой.
И, будто, грех мне отпускает
С картин невидимый святой.