то высохшее сердце-камень
слезой молитва оросит.
***
Смиренье – агнец.
Сила зла
совсем иная:
гордыня в образе козла —
душа гнилая.
Куда деваться от козлищ?
Куда деваться?
Гордыня – это ведь не прыщ,
не отвязаться.
Не соскоблить, не удалить,
не излечиться.
Что делать, чтоб ее избыть?
Молиться!
***
«Обо'жены по благодати».
Но мы уверены ли в том?
Лукавый дух подкрался сзади,
и мы о житие святом
забыли.
Стиснуты грехами,
загнали душу, извели,
покаялись, да повздыхали,
покланялись мы до земли,
и… Ничего не изменилось.
Мы возвращаемся к страстям,
надеемся на Божью милость
и думаем, что нас простят.
Помилуй нас, Всесильный Боже,
за самоволие прости,
за то, что мы никак не можем
гадюку страсти извести.
Всё на словах, а не на деле,
и всё нам, вроде, нипочём.
Но только вскочит прыщ на теле,
вот тут молитва бьёт ключом.
И очень много просим, просим,
и мало так благодарим,
и поучений не выносим,
и ближнего за всё корим.
Не болейте, дети, не болейте,
раньше стариков не уходите.
Лента поколений – в этой ленте
связь времён не путайте, не рвите.
Не болейте, сыновья и дочки,
хоть болезнь, она чему-то учит.
Но для тех, кто родился в сорочке,
не болезнь, здоровье – светлый лучик.
Не болейте, внуки, не болейте,
ваш здоровый вид для нас отрада.
Стариков любовью обогрейте,
нам ведь больше ничего не надо.
Не болейте, не болейте, дети
ни в начале жизни, ни в зените.
Помните, что вы за нас в ответе,
жизнь свою, родные, берегите.
Ваш уход нелеп до изумленья,
не спасает мысль, что вы на небе.
Боли взрыв, отчаянье, смятенье,
и тоска, что рядом с вами не был.
Трудно было с вашей жизнью слиться,
ваш уклад привычный не нарушив.
Остаётся только нам молиться,
если не за жизнь, тогда за душу.
Облака, похожие на дым,
восходили белыми клубами,
и сквозь них сияньем золотым
солнце потянулось в мир губами —
первым поцелуем оживить
Землю, ожидающую света.
Теплый луч, как Ариадны нить
из глухой зимы в покои лета.
Солнце вытрет хладную росу
с лепестков и утренних травинок,
и осушит каждую слезу
на глазах и в сердце у невинных.
И сойдет, сияя и звеня,
в мир, где свету утреннему рады,
град небесный, новая Земля,
та, где воссияет Солнце правды.
Он такой изысканный во снах,
лучезарный, убранный цветами —
город на двенадцати камнях
с дивными жемчужными вратами.
Мы с тобой пойдем по облакам
в этот город, светлый как невеста.
И тебе, кто гимн ему слагал,
верю, приготовлено в нём место.
Храни тебя моя любовь!
Храни тебя моё участье.
Болезни, горести, несчастья
я разделю с тобою вновь.
Превыше всех красивых слов
дела любви, святые часто.
Глаза надеждою лучатся,
ум сердцу следовать готов.
Мой мальчик, вслед тебе смотрю.
Спина сутулится и гнется.
Не просто и тебе даётся
груз лет. Я время не корю.
Нелепо, видимо, искать
черты беззубого младенца
в суровом муже. Призрак детства
ушёл. Что толку окликать.
Иди, иди, седой малыш,
а я тоску из сердца выну,
тебе перекрещу я спину,
и ты любовь мою услышь.
«Когда «идут» песочные часы…»
Когда «идут» песочные часы,
от времени я глаз не отрываю,
песчинок тихий трепетный язык
я не умом, а сердцем понимаю.
Имеющий начало и конец
своё в секундах видит отраженье.
Лишь тот, на ком бессмертия венец,
без времени живёт и без движенья.
И, открывая вечности врата,
ты помни, что час твоего исхода —
меж временем – безвременьем черта.
Нет дня и ночи!? И времен нет года!?
Песочные часы живут ли там?
Войду – узнаю. Но боюсь я входа.
«Сегодня в радужном сиянье…»
Сегодня в радужном сиянье
предстал мне дивный город Твой.
И глаз, и слух, и обонянье
восприняли вдруг мир иной,
такой загадочно-прекрасный,
как нескончаемый салют.
Он здесь, доколе не угасла
свеча. Я слышу, как поют
так далеко, а, может, близко.
И ангелы со всех сторон
подходят и, склоняясь низко,
стоят у трона, там, где Он
в одеждах светлых восседает.
Прекрасен лик и ясен взор.
Свеча угасла. Тает, тает
град горний. Замолкает хор
и тонкий аромат куренья.
Молитвенный окончен труд,
и только искорки виденья
весь день в душе моей живут
Читать дальше