Александр Волог - Берегиня

Что для тигра – ненависть шакала?
Что улитке – упоенье бега?
Что Гекубе – интеграл Лебега?
Не понять Гекубе интеграла…
Дряхлость юности непостижима,
А покою не понять движенья.
Чуждо ликованье – пораженью,
Тающему снегу – струйка дыма.

Точке недоступны расстоянья,
Человеку – то, что он не прожил…
Люди, люди, как же вы несхожи!
Как преодолеть непониманье?

Как холодно! Как в этом мире холодно!
Как будто склад холодного оружия.
В железных сейфах, равнодушней золота,
Касаемся телами, но не душами.

Как холодно! Хранимся в холодильниках
– Хоть некоторым и хранить-то нечего.
А лязг металла стрелками будильника
Отодвигается к утру от вечера.

И отчуждённо раздвигаясь в разности,
Расходимся в глуши непонимания…
А может быть, достаточно бы малости
– Одной теплинки близкого дыхания?

А может быть, достаточно бы крошечки
– Одной улыбки соприкосновения?
Так много праха натрясли подошвами,
Что и не видно головней горения.

И в неприкаянности одиночества
Касаемся холодными телами…
Кому отсыпать пониманья горсточку?
Подайте кто-нибудь щепоточку тепла…

Он слёг. Хворал недолго. Отошёл.
Собрали небогатые поминки.
И вдруг – уже усевшися за стол —
Услышали стук пишущей машинки.

Сидевший с краю зять тихонько встал,
Дверь кабинета приоткрыл неловко…

Град торопливых клавишей стучал,
Крутился валик, тренькала коробка,
Выбрасывались веером листы
И слово билось головой в страницу…

Как надо ничего не пропустить!
Как надо торопиться, торопиться,
И делать вид, что это так легко,
Что каждый лист спокойно аккуратен,
Покуда он ещё не далеко,
И слышно всё, что хочет досказать он…

Вредно курить? Кури…
Времени перерыв.
Ночи усталый свет.
Отдыха табурет.
Руку ко лбу притронь.
Газа пустой огонь.
Над головой – твоё
Стираное бельё.
Мутно вода сошла.
Ванна белым-бела.
Сумка пустым-пуста.
День хлопотать устал.
Капает вечный кран.
В темя долбит обман.
В память воткнулась ночь.
Как вороненый нож.
Тесный мирок угла.
Где-то – колокола.
Где-то – магнитофон.
Где ты, хороший сон?
Как далеко кровать…
Вредно существовать.

…Я всё болтаю, не слушай,
вам, мужикам, не понять,
хочется высказать душу.
Ну, обними же меня!
…В родах участвуют двое,
ну, вылезай же, сынок!
Будем шептаться с тобою
по вечерам, перед сном…

…Пусто и холодно с краю.
Страшная, злая кровать!
Что ж это? – вот, помираю,
Не с кем и слова сказать…

Что-то опять в газетах
Стали считать ракеты.
Где-то опять движенье
В пользу вооруженья.
Кому-то опять неймётся.
Как-то всё обернется?…

Что же меня зацепило?

Припоминаю – было:
Словно сигнал к веселью —
Вдруг
топоток за дверью,
Вдруг
голосочек спросит:
– Можно к тебе в гости?
И как бесшумная рыбка
Сперва вплывала
улыбка.
За нею – полной луною —
Являлся и сам собою
Стеснительно, но солидно,
Этакий мини-мужчина.
Застенчивая походка…
Но надо все поглядеть!
– А можно надуть лодку?
– А можно в ней посидеть?
– Это удочка или палка?
– А она раздвигается как?
– А поедем с тобой на рыбалку?
– А я понесу рюкзак?
– Конечно, поедем…
Было…

Что же меня зацепило?
Какое-то слово знакомое…

Саркома…

Мужская грязная нога.
Тяжёлый дух сырой портянки,
мужского пота, сапога,
незаживающие ранки
над веною, где кровь бунтует,
и гной сочится, бередя…

И женщина её бинтует —
так чисто, нежно, так щадя…

Мне приснилось сегодня, что я безымянный и древний, —
Много старше, чем Данте, старей Низами…
Мне приснились сегодня седые, сухие деревья
В серых сумерках, где ни небес, ни земли.

Там они, закосневшие прочно в святом постоянстве,
Отклоняя услуги попа и врача,
Без опоры и крова бесшумно витают в пространстве
И порою ветвями о ветви стучат.