Александр Волог - Берегиня

Что такое? Ужель потеплело?
Словно кто-то Природе дал знак.
И метель за окном присмирела.
И куда-то забился сквозняк.

Стало в доме светлей и просторней,
Будто лишний светильник я внёс.
И запрыгал в щенячьем восторге
Мой солидный и правильный пёс.

Воскресенье блеснуло из будней.
Снова я подобрел, зашутил…
Ничего не случилось, как будто.
Просто, давеча друг позвонил.

Расстегну на тебе
шубку.
Я тебе расскажу
сказку.
Приоткрылись твои
губки.
Заблестели твои
глазки.
Это было давно
очень.
Это было в стране
дальней.
Это было плохой
ночью.
Это было в чужой
спальне…
Извини, я не то
что-то.
Это всё из другой
сказки.
Ну-ка, стянем, давай,
боты.
Это что тут? Никак,
краска?
Ну а сказку начнём
снова.
В тридевятом таком
царстве
Проживала одна
дочка.
Проживал с нею кот
Барсик.
А у девочки был
папа.
И была у неё
мама…
Что ты делаешь там,
лапа?
Что-то скуксилась ты,
прямо.
Вот, возьми-ка пока
веник.
Я пойду подогреть
чайник.
Ну, а сказку потом
слепим.
Как-то, видишь,
не получается.
А чего так грустят
глазки?
Ты ж большая, не плачь,
полно.
Ведь большим – им нельзя
плакать.
Разве только им очень
больно.

Летели по ветру, слабы и неловки,
красные зёрнышки – божьи коровки.
Какое широкое озеро было
для их утомлённых коротеньких крыльев!
Уж виден был берег, заманчиво плотен,
но в воду ронялись они на излёте.

А маленькой девочке жалко их было,
а девочка в воду, робея, входила,
застенчиво ёжилась в брызгах седых
и божьих коровок снимала с воды.

Уж так ей хотелось не быть в одиночку,
пока ещё нету ни сына, ни дочки,
хотелось быть доброй, большою и ловкой,
кого-то спасать – ну, хоть, божью коровку!

Не вытравить: безжалостное лето,
Пропахшая лекарствами постель,
Ночник и крик – Включите больше света!
Успеем належаться в темноте!

И я включал. И комната пылала,
В сияньи люстры медленно плыла…
Но всё равно, ей света было мало.
А солнышка она не дождалась…

А я живу. В квартирах полутёмных
Меня коробит, как дурной навет,
Тревожный конус света ламп настольных,
Интимных спален пошлый полусвет.

И я, совсем не верящий в приметы,
Косясь в углы, где затаилась тень,
Всем говорю – Включите больше света.
Успеем належаться в темноте!

…В Москве сегодня пасмурно и снег.
Температура – около нуля…
Расставлена бесхитростна снедь.
Хозяин восклицает «Вуаля!»

Разлито в рюмки красное вино.
Сегодня – праздник. Через час – салют…
А там, откуда я, всё время ночь.
Всё время три часа и пять минут.

За дверью – ребятишек голоса.
За окнами – огни, движенье, смех.
А там откуда я – всегда глаза
Под жёлтой синевой прозрачных век.

Там шопоты – зачем и почему?
И запах окончанья бытия.
И сразу – пустота во всём дому.
И всё не просто, там, откуда я.

И даже если скажут: Нет вины!
Отцы церквей, мечетей, синагог —
Есть тёмное соседство глубины.
Так что имел в виду хитрюга-бог?

Неужто это – Окуджава, залп
Салюта, под ладонью женский шёлк,
И виден из окна Речной вокзал…
Всё попросту, всё мелко… Хорошо.

Живём как на причале —
Волна у ног колышется
И чалки отдают.
Живём как на вокзале,
Где всё извечно движется
И временен уют.

Проводим и встречаем,
Следим за светофорами,
Глядим за поворот.
И сам вокзал, качаясь
И стукая платформами,
Куда-то нас везёт.

Но вдруг, хрипя над гамом,
Ворвётся в уши силою —
И встанешь на ветру:
– Отходит поезд «Мама».
– Отходит поезд «Милая».
– Отходит поезд «Друг».

А у других перронов —
События столетия,
Букетов пёстрый лес.
Приходит поезд «Жёны»,
Приходит поезд «Дети»,
«Приятели» – экспресс.

А там, за поворотом,
Уж подаётся задом
Ещё один состав.
Посадка – не забота.
Билетов тут не надо.
Счастливый – он отстал…

Твёрдость глыбы не понять волне текучей.
Яр огонь не понимает плач поленьев.
Что ежу морскому птичье пенье?
Что слепому червю звёздный лучик?