4
черный город, черные люди, черные полубоги…
начинается приступ сердечной тьмы,
и такси в конце улицы исподволь тает
таблеткой нитроглицерина,
положенной под шершавый холодный язык
улицы. наши диалоги-пуговицы,
на которые застегнут летний вечер,
прорехи поцелуев; понимание – фотоэлементы души:
ты еще не закончила свою мысль,
а моя душа мгновенно среагировала
улыбкой, лучами понимания.
двери во дворце-супермаркете
раскрылись: входи, принцесса.
теперь же у нас впереди зима,
как отсрочка с оторочкой из кроличьего меха.
пришла зима отчуждения,
и тянется без конца и края лимузин улицы
с выбитыми стеклами, и внутрь лимузина намело снега
и сухих листьев, и, обессилив,
я проворачиваю ключ в зажигании,
но звучит лишь верлибр…
«бездетный день шатается под солнцем…»
бездетный день шатается под солнцем.
в карманах сквера, кое-как заштопанных сиренью,
гремят костями доминошники – размеренно, картинно,
и новый участковый, как лихой мангуст,
охотится на местных самогонщиц.
а баржи тишины на ржавой подоплеке,
будто на смычках, въезжают по траве сквозь брызги камня
в кубическую пустоту между домами.
разорвали асфальт
варикозные вены тополиных корней.
и булочная – раздавшаяся в бедрах куртизанка —
в пыли и скуке ожидания придирчивых клиентов
кровавит губы яркой банкой «кока-кола».
так много места в этом мире,
что одуревший от свободы ты
расшатываешь душу, как ребенок – зуб молочный.
дантистов больше, чем зубных болей.
и человечество – трусливый, жадный лев —
уснуло в поле – в маковом сиянии цивилизации.
творцы уснули сладким сном, пустым и химеричным.
и облака – жемчужные мозги красавиц —
беспечно и гламурно проплывают над.
здесь можно построить грандиозный планетарий,
ведь столько мертвых шариков навоза
вращается вокруг безумных, пьяных огоньков.
как будто нет здесь никого – в подлунном мире.
одна еда и хищная реклама, и собачка, точно в тире,
стреляет из мелкашки лая
в ошлемленную цифру дома №9.
и сквозь раскрытое кухонное окно (второй этаж)
фантом невесты в заляпанной фате из занавесок
приплясывает, счастливая,
с горшком алоэ в сетчатых руках.
здесь всё возможно, что ни пожелаешь,
но только государство знает, что ты хочешь.
марго плотоядно зевает в салоне красоты,
а самодовольный мастер в телефоне
давит фотогеничные прыщи.
и не могу понять – зачем так много красок
вокруг спекается в цистернах,
зачем звенит живое серебро волшебных рыб,
когда художников и рыбаков у моря, как подвид,
давно пора вносить в долину красной книги?
а здесь балкон лобастый, насупился, как ломоносов.
и бездна звезд полна. и умных дураков.
господь, утратив стимул развиваться,
отчаялся, и – опрометчив – смотрит в сторону людей.
смерть, как менеджер по персоналу,
постыло пересматривает ворохи анкет;
сплошной бардак из судеб.
и чудится мне: вечный двигатель сломали греки,
чтобы спалить запасы нефти и времени навеки,
но запасы
вселенной неистощимы, сколько ты их ни сжигай.
ты убиваешь время?
нет, только себя ты убиваешь…
и пантомимы бессловесных ангелов,
за которых ты тоже в ответе.
1
четвертая неделя от рождества абрикос,
их цветения. выкупанная, благоухающая девушка
медленно растворяется в сумерках,
в ненастоящих мультипликационных
овалах вечерения…
еще полчаса – и у ночи появится заманчивый облик
девушки на скамье.
проявятся ее сине-зеленые, как лунные оливы, глаза,
треугольник улыбки, слегка удлиненный помадой
и родинкой над губой. куски темнеющего неба шевелятся в проводах и листьях —
звездные тараканы мельтешат лапками,
бесстрашные и пугливые.
ночь-куница выходит на охоту в частном секторе,
плавно поводит пушистым хвостом
догорающего костра.
он и она.
печатка тишины с кусочками ягод в инициалах.
русалка в лунном сине-зеленом молчании
сопровождает немногословный высокий танкер.
вот так вдохновенно целоваться на скамье посреди лета
сквозь решетчатый колкий запах летних трав
могут только подростки и призраки.
целоваться с самой ночью – с прищелком,
с острыми языками цикад. это не метафора —
вот ее рука на горячих ребрах, легкий браслет.
а это – волшебный взмах приближающихся фар:
такси, точно проклятый полицейский с фонариком,
ищет совесть на бездорожье дорог.
и два шестнадцатиэтажных дома прямо за теплицами —
дебело-серые санитары в квадратных шапочках
и, судя по балконам, с переломанными носами.
не бойся – я с тобой. но только мгновенье.
одно мгновение с тобой – к трем в нигде —
таков масштаб жизни.
сейчас же наши души и тела не видят разницу
между «душой» и «телом», между словами.
сказанное мною – ерунда раскрашенного пшена.
есть продолжение твоей картины, рука из рамы.
есть сквозные поцелуи и норы вечности —
засунь руку под футболку, смелее.
спасибо поэтам. боль где-то в прошлом и будущем.
как горизонт мироздания, но он нам не нужен.
пекарь сажает бледный хлеб в печь тьмы – так
рождается рассвет.
но до утра еще целая вечность…
Читать дальше