Вячеслав Лютов - Провинциальные тетради. Том 1

Пришел Попов и привел с собой Бога. «Сердце в земле».

* * *

Язык нужно любить не столько за то, что на нем можно тараторить без умолку, сколько за то, что на нем можно думать.

* * *

Нужно молчать и слушать, как разговаривают вещи. Чтобы понять смысл их, нужно не властвовать над ними, а сочетаться с ними, как равное с равным. Природа не терпит бунта.

* * *

Каждый раз поздним вечером – прогулка от одной остановки до другой. И говорить о стихах. Прелесть свежего воздуха. Пыль оседает и становится незаметной. Не чихается без пыли. Город мертв.

* * *

На берегах Оби. Дикость и свобода. Очень много воздуха. За горизонтом – Север. Страна гипербореев…

* * *

«Взбалмошная полночь» увенчала собой полтора года работы. Теперь пустота и навязчивая бессонница.

* * *

В конце концов, все порочны. Даже троллейбус на остановке…

Все чаще начинаю думать о нелепости существования, о слепом времени, которое и вершит все свои трагедии…

Эта фатальность, исполненная пессимизма, начинает преследовать меня, едва я вспомню о С. Л. Кошелеве. Какое-то наваждение пришло в этот мир, словно расплата за грехи, которые никому не известны…

Приезжаю из Екатеринбурга, в среду иду в университет, и мне говорят, что С.Л. умер. Сердце. На Г. Я. лица нет, еле выдавила, что похороны в четверг, в 12. Илья Ис. – а они были друзьями – едва держался, но побежал за цветами… Меня попросили написать черной тушью…

Я знал, что будет именно так. Кто-то предположил, что Кошелев – сам… и я допустил эту мысль. Тогда, после нелепой смерти его Оли (господи, может, я ошибаюсь в имени!) я мог предположить все, что угодно.

С.Л. появился в школе несколько раз – он должен был принимать у нас зачет – в своих привычных темных очках, чтобы слезы были не так заметны. Девчонки у нас боялись подходить к нему – не было сил смотреть. Тогда же, летом, мы небольшой группой пошли куда-то на квартиру, чтобы ее помянуть…

«Дураки те, кто говорят, что любовь – счастье…»

С.Л. очень долго не мог оправиться от этого удара – так и не сможет ее пережить.

Он прочитал у нас часть курса – его любимого – вводные лекции по Сартру, Камю и экзистенциалистам… Я как раз отдал ему на рецензию «Кор. Спичек» – казалось, что кроме своих произведений, я ничем не могу помочь ему: просто, быть участным… Порыв, может быть, и хорош, но ничего не значит.

Тогда же, осенью, С.Л. пропал – никто не знал, где он. Лекций не было, затем их стал читать М. И. Бент, и вскоре из расписания экзаменов фамилия Кошелева была вычеркнута. Кто-то сказал, что его лечат в наркологии, кто-то – что его видели совсем недавно на остановке. Искать его было бесполезно – он не имел постоянного местопребывания. И в Екатеринбург я уехал, ничего о нем не зная…

На похоронах было много народу; все наши преподаватели, третий и четвертый курс; из пединститута. Стоял мороз, было ветрено, и мы постоянно заходили греться в подъезды.

Я поднялся наверх, в квартиру… С.Л. был седым…

Оркестр не приглашали, и вокруг стояла морозная тишина. Гроб вынесли на улицу. Затем очень быстро прошли к автобусу… На кладбище я уже не поехал.

Вот и все…

И теперь я постоянно думаю: «Откуда мне знать, что поезда продолжают опаздывать, но в конечный пункт всегда приходят вовремя…» Попов говорит, что кончит так же… и тоже в тридцать семь? За девять дней до дня рождения?..

Теперь – пустота… И вины моей, наверное, очень много…