Вячеслав Лютов - Провинциальные тетради. Том 1

* * *

Коммунистов вообще надо гнать в шею…

* * *

Вся прелесть литературы – в совокупности простого и непонятного.

* * *

Зачем Эффен хочет бежать отсюда? Там он будет никто. Обыкновенный русский эмигрант, «заскорузлый в своей ненависти к советской власти…» Мне страшно, что я могу его потерять. Я вообще всего боюсь. А М.Г. говорила, что в России не к чему привязаться… Каждому свое.

* * *

Профессия «доктор» нынче превратилась в профессию «лекарь» – лечить они толком не умеют, зато отнимают уйму времени – на медосмотры. Бездарности всегда отнимают уйму времени.

* * *

Я не имею права ни на кого – это единственная гарантия того, что и я свободен от каких-либо обязательств.

* * *

Из магазинов пропали сигареты. А я не могу без этой сизо-голубой струйки дыма. Что ж, привычка превыше всего!

* * *

Да, меня поженили… такая комсомольская свадьба… с песнями, водочкой и Вовкой Клепиковым в роли свидетеля.

* * *

В Екатеринбурге – уютные узкие улочки – в старой части. Теплые, осевшие, седые и древние… Хорошо. Хорошо, когда не списывается история за давностию лет.

* * *

Все закономерно: каждая станция обязательно предполагает следующую.

* * *

Незавершенное есть несуществующее.

* * *

Наташка. Она всегда улыбается и мне очень хорошо от ее улыбки. Говорит, что не умеет целоваться…

* * *

Барон упился. В умат. Я никогда не видел, как отравляются люди – и бегаю вокруг, и не знаю, что делать. Он, бледный как смерть, ни рукой, ни ногой пошевелить не может. Окно в купе занавешено одеялом – темно, приторно-рвотно… А если бы он умер? Вовка шутит со своей жизнью, а это никогда хорошо не кончается. А бросишь пить – сойдешь с ума. Нервы не выдержат жизни такой. Вот, так и ходим по лезвию.

* * *

Без сигарет я становлюсь злым и противным: я могу говорить разные пакости, пошлости и грубости; я могу унизиться до окурка; правда, следом за этим любой правительственный муж, устроивший этот табачный кавардак, для меня – м…к. Спасибо Веничке за слово.

* * *

Никому не желал смерти, а вот теперь хочу – чтобы на каждом столбу висело по коммунисту (по Корнилову или Деникину – не помню).

* * *

Каждые сутки напролет – станции, полустанки, разъезды; пассажиры, билеты, просьбы, чай, мусор, качение, белье, скрежет реборд; жаркий полдень и холодная полночь, смех, суета, безвкусный обед, паровозная гарь, копоть, зола из титана, – и все это: лето, лето, лето…

* * *

Железнодорожное лето дает о себе знать – я становлюсь нервным и нетерпимым к людям, словно Тимон-человеконенавистник.

* * *

Рейсы на Север удивительны! Особенно, от Тюмени и дальше, через Тобольск. Тобольск – очень уютный, старый и печально известный город. Ссыльный. На обратном пути из Сургута мы бываем там в обед: весь перрон усыпан старушками с кошелками – предлагают вареную картошку, малосольные огурцы, кислые северные яблоки, теплые ватрушки и пирожки, и еще много чего… Все утопает в зелени, и кажется, что это вовсе не Север…

А дальше, ближе к тундре, места все пустыннее и глуше; вдоль дороги – мелкая сосновая поросль. Море свободы… Пыть-Ях вообще обошли за полчаса: несколько пятиэтажек, песок, и вокруг – пустота. Все открыто ветрам и заносам. По другую сторону вокзала – домики-вагончики из листового железа и фанерных щитов. Не богато… А еще дальше – Обь…

* * *

В поезде ничего не могу писать. Все слова вымерли, как ихтиозавры. Глупость, конечно.

* * *

Тем страшнее жить, чем чаще ты становишься ненужным, вроде аппендикса, или таким же неудобным. Тогда тебя вырезают.

* * *

«Сон кузнечика» – чистый и летний, паутинка, остановленное время, такое же как в «Письмах».

* * *

«Коробок спичек», на который я так возлагал свои надежды, рассыпался, сгорел – остался лишь неприятный дым того, что было когда-то написано. «Какие наполеоновские планы и какое ничтожное их воплощение!» Все. Это – пустое… И признаваться себе в том, что я действительно люблю это – не любить ничего, врать себе, тешить больное самолюбие.

* * *

Да, проще всего: «Я так вижу мир, и не мешайте мне его видеть именно таким!»

* * *

Часто ловлю себя на мысли о том, какие у меня замечательные бывают мысли…

* * *

В автокатастрофе погиб Виктор Цой…

* * *

Я думаю, зачем люди ведут дневник? Неужели им мало обычной жизни, чтобы еще создавать аналогичную на бумаге? Наверное, дневники – одна из глупостей человечества. И «Дневник писателя» – глупость, и «Уединенное» – такая же глупость… Не глупа, пожалуй, наука – она заумна. Вот, между глупостью и заумью и живет-хлеб-жует человек.