Стыдились звуки таких речей,
И зрели гроздья —
для слёз салюта.
Ничей любимый
молчал с ничьей.
Любимой даже.
Но шли минуты…
Мне всё простится
За этот раненый позор —
Скитаться пылью вместо снега,
Растратой в пульсе человека,
Последним всхлипом ля минор.
Окт. 2017
Ветер будет рыдать как проклятый.
Переломами треснет мир.
Я искала тебя в страшном городе
В лабиринте закрытых квартир.
Ногти выскребла о запретное
В островки заключённых чувств.
Не давись без меня сигаретами,
Пока я в одиночку давлюсь.
___________________________________________
(Сам автор не курит и никому не советует; -))
Вот так уходят навсегда —
уйдя сначала
на минуту.
И в каждой букве
слово
Да
искало чистую посуду —
двоим
до капельки
отдать..
Сожми не так,
как будто я богаче
твоих возможностей —
и сложностей моих.
А просто…
Как весенний дождик плачет.
Сжимаясь до
доверия двоих.
Наверно,
я действительно дуреха.
Выуживая сложное
в простом.
Но если это сложное —
не плохо,
то разреши мне
выплакаться
в нём…
Гуляйте уже без меня.
Я – вчерашняя осень,
что мимо взгрустнула одна
на весенний мотив.
Достаточно раз не попасть
в тишину своей позы —
и станешь подделкой навек.
Нужно просто остановиться.
Вспомнить имя своё
Никто.
Отодрать все чужие лица.
От себя…
Изо всех…
Зато
Быть собой…
и не быть —
но тоже.
Даже если —
до
пустоты.
И на ощупь в ней.
Осторожно.
Потому что она
есть
Ты.
Счастье – сорванные струны.
На седьмой – закончен год.
Подскажи мне, где та урна,
Что всю вечность стережёт.
Но ты сильно не тревожься:
Я сама её найду.
Спрячу рваное под кожей —
Буду целая в аду.
Не пытайся вынуть. Вечность —
Это память о тебе.
Время мёртвых не излечит,
Но живому —
ослабеть…
Рассудку ни влюбляется,
ни спится.
Рассудку непременно
нужен труд.
А грустный Бог
гуляет по страницам
и думает:
«Что делаю Я —
т у т?!»
Зачем у человека
столько силы,
чтоб тратить дар
на чокнутый
раздрай?..
Наверное, и в этом свой
красивый —
невинный смысл —
в распутности пера..
А потом наступило казённое утро
Разоблаченье чокнутых понятий
на паперти не ожидало хлеб
чужого понимания… В палате
раскрошен в мошкару, почти ослеп,
солёный луч недавних сновидений…
Куда же подевалась благодать,
дарующая вечность – в стёртой вене?
Зачем мне утро!.. Наказанье…
Спать!
Сон размывался под «благим» напором
жестокого на правду бытия…
И сам себе казался уже вздором,
преображаясь в скользкое «шутя»…
Ударом возвращалось утро в разум,
ломая зазеркальный циферблат.
И рот произносил дороже фразу —
для пустоты дороже выдать блат.
И надевалось наизнанку тело.
И для души ложбинка сна… – мечтой,
пропахшей спиртом с каверзным уделом
натужно раскоряченных бинтов.
Довольно, утро?
Я готов.
Готов.
Полет без крыльев —
это быть внутри
весь наизнанку.
На всякий недоеденный кусок…
На всякий недоеденный кусок
Найдётся недоевший и голодный.
И, если ты не самый грустный клоун,
Сумеешь быть счастливым на чуток.
Но чаще – ты всего лишь жалкий шут,
Которому объедки не помогут, —
И нужно бестолковую дорогу
Осмыслить без чужого «подадут».
Прости меня…
В красивой тишине
я и себе кажусь красивей, – тоже
скучая по взаимностям возможным,
но и… страшась взаимности вдвойне.
Проси немного: стих – строкою,
Не ставшей строчками о нас.
Пусть каждый выживет собою
Внутри «ты сильный – я сдалась».
Всё – как хотел. Любви немножко.
Игры умеренно и – впрок
Безумной страсти чёрной кошки,
Что не жалела острых строк.
Читать дальше