Богдан Агрис - Дальний полустанок

С поверхности воды не сводится лицо.
И катится в полях великое кольцо,
Кварталы дальних трав бросая в зуд созвездий.
Стоит внезапный лес на дальнем переезде,
И маревно от крыл полуночных чтецов.
Они читают нас раскатисто и страшно.
Они читают всё – леса, луга и пашни.
Они читают свет, они читают мрак.
Их голос – это плоть мерцающих собак
У тёмного гриба водонапорной башни,
Где осень вывесила многомерный стяг.

Ровесники легчайшего огня,
Чьи линии просторны и чисты, —
Они легли на тонкие листы,
Они вошли в седой набросок дня
И ладят в небо гибкие мосты.

Кто тянет время в наши города?
Кого нам нипочём не опознать?
Но знает их лесов святая знать,
К ним ластится оконная слюда
И льнёт снегов больная белизна.

Давай ещё хоть день не вспомним их.
Давай ещё повременим пока.
Они – не смерть, хотя и смерть легка.
Они – не стих, хотя робки, как стих,
Пришедший погостить издалека.

Определённо – тонкое ляжет вниз.
Ляжет в основу мраморного пейзажа.
Что погрубее – ржавые пятна лис,
Заиндевелые прочерки биссектрис —
Выше, конечно же, выше сегодня ляжет.

Просто зима в умеренной полосе.
В лесопосадках чернеют вороньи гнёзда.
А по ночам – обычный, такой, как все,
Кто-то спокойно движется по шоссе,
То загораживая, то открывая звёзды.

Кто же? Сказать нетрудно, ответ так прост —
Не замерзая, хотя и в одном исподнем,
Едет Кухулин, дремлет на фоне звёзд.
Тянет его колесницу весёлый клёст,
Но улетит у поворота к Сходне.

Янычары живут вдоль заузлины n-измеренья,
Где-то воздуха близ, чуть касаясь его по утрам
Голью сабель кривых, и пространство сечётся от тренья
И кроится по шву, порождая в итоге ветра.

На пустых полустанках, где ворон костей не отыщет,
Ожидая напрасно последний полночный состав,
Я порой замечал, как неверные алые тыщи
Проносились вблизи от широкой улыбки клеста.

Алый взгляд в темноте, еле слышно скрипят половицы.
Кто-то должен пройти, заметая заранее след.
Я покорен и слеп, я бреду янычарской столицей,
Полумесяцем губ окликая окраины лет.

Кровь подходит к огню, переходит границу, и слада
Больше нет с этой кровью – она уже больше ничья…
…Янычарские кони стоят у пределов Улада,
Где Кухулин цветёт у седой сердцевины ручья.

Как трепещет в ночи твой отмеренный ясень, Европа!..
Словно осенью листья, с церквей опадают кресты.
И горят в темноте янычаровы алые тропы,
И поют на рассвете воздетые в небо клесты.

Этайн лицо растёт у слепой воды.
Сердце её – в корнях молодой звезды.
На тростнике – соцветья былой беды.
Этайн, о Этайн!

Бьются, как пчёлы, вешние города
В тот промежуток, где отцвела звезда,
Где отлетает вымершая вода
В тонкое лето.

Имя твоё горчит у испода трав.
Горе твоё у темноты украв,
Мудрая птица своё возвещает «кра!»,
Этайн, о Этайн!

Счастье кружить солнечной стрекозой.
Счастье влетать в праведный мезозой.
Счастье висеть на тростнике слезой, —
Мы не об этом.

Энгус горит в сиде своём сквозном.
Энгус в стихи переплетает зной.
О, ты горчишь безвременной белизной, —
Этайн, о Этайн!

Входят в мираж вечные короли.
Лебеди стонут в основе ночной земли.
Долго ли сжечь светлые корабли
В тьме бересклета?

Как отживать?
как пропадать?
как ждать

катят по небу алые обода

где роговица если уже слюда

новое золото но осторожно да

…этайн…

От Химок вдоль Маг Муиртемне
Дорога прошла.
(Осень светла в её русле).

Как встать на неё?
Иди по крылу соловья
Мимо просторных деревьев.
Мимо кирпичных объёмов обыденной жизни.
Мимо каирна у входа на главную площадь.
Синим стеклом, ослепшей водой
(В ней нельзя отразиться.)
После – налево.

(Не перепутаешь – там продают
Эль в ночь Бельтайна.
Вывеска стёрта.)