Валентин Серебряков - Тревоги Мои не избыть

И решил оставить Я, рискуя, может, многим,

ангела, дракона и единорога.

Но во избежание недоразумений

сделал их невидимыми средь других творений.

Бог сказал: «Чтобы Мне позабавиться,

Я решил человеком представиться.

В плоть оделся Я: череп, стан, органы, мышцы…

Дал Себе Я слова, чтоб от гордости пыжиться.

Дал Себе сон-мечту, честью Я наслаждаюсь,

то ли есть Я теперь, то ли нет – не ручаюсь.

Сходства много, Себя бы не обмануть,

соблазнителен Мне человеческий путь.

Но душа Моя все ж остается весомей,

чем то бренное тело на душевном подъеме».

Бог говорит: «Что вы, верить в Меня?

Я предложить не решаюсь вам даже.

Спросите совета у искры огня,

у куницы, росы – они лучше подскажут.

Взвесьте все «против», все «за» и все «вероятно»;

галька на пляже, заря, полуостров, родимые пятна

вам присоветовать смогут полезное что-то.

Проконсультируйтесь с мышцей своею, с аортой,

легкими, кожей, с ушами, с глазами:

это им нужно будет решать, не нам с вами…

Если выбран момент для желанья благого —

верить в Бога».

«Почему, – молвит Бог, – Я вот должен один

отвечать за Свою за божественность?

Вот, к примеру бы, вы, молодой господин,

иль Вы, в шляпе – сама непосредственность, —

не хотели частично со Мной разделить

Мою вечность, Мое всемогущество?

Стало б лучше иль хуже от этого быть?

В этом есть лишь одно преимущество:

вы пришли бы ко Мне на подмогу,

от сомнений уставшему Богу».

«Вот на днях шел Я вдоль озорного ручья, —

сказал Бог, – он, довольный собой, наслаждался.

Мне он нравился – ведь изобрел его Я —

он по скалам бурлил и игрался.

Текла ловко вода, но Я выдал приказ:

прекратить бег, вернуться к истокам!

И Мой умер ручей. Я решил в этот раз

поступить без причины жестоко.

Бог сказал: «Я хочу отвечать

перед Божеской Высшей Элитой,

почему стали существовать:

стрекозы, кристаллы, термиты,

ржавчина, смерть и рассвет…

Дать суду Я хочу свой ответ:

пусть и судья, и свидетели

оценят Мои добродетели

и мужество отвечать за грехи…

И если дела Мои будут плохи,

пусть наказан Я буду начисто

за недостойное качество

того, что создал во Вселенной

вечной, огромной, нетленной.

Пусть скажут Мне прямо и строго —

имею Я право быть Богом?»

«Я директор Вселенной Своей,

кто главней, генеральней? —

Бог говорит. – Как заботливый руководитель,

предприятия этого главный распорядитель

рентабельней видеть желал бы его, идеальней.

Скромный трудяга, как жук-короед или бык молотящий,

имели бы право на солнце, на музыку,

на праздник души настоящий.

Чтоб подмастерья: родник, дающий ручью истеченье,

или бутон георгина – новое вдруг

ощутили бы предназначенье.

Дряхлые луны мои, овдовевшие звезды, как пенсионеры,

счастья могли получить свою долю, к примеру…

Я непременно наведаюсь к ним, озабоченный этой затеей.

Мы все навалимся дружно – работа пойдет веселее».

«Однажды, вблизи никого из друзей, с кем знаком, —

Бог говорит, – и от нечего делать

решил Я соседнюю розу проведать,

понаблюдать за ее лепестком.

Вот он отлетел от головки цветка,

потрепыхался в струях водопада.

Сорока его подхватила слегка

и понесла к ветке дуба – ей надо.

Но выхватил ветер из клюва его,

и он оказался под колоннадой,

там в сновидениях время провел.

А после к поэту попал – вот награда —

тот обессмертил его своей одой,

изрядно подправив воображеньем…

И Я удивился тут соображенью,

что где-нибудь в мире с другою природой,

в лучшем, чем Мой, необычном таком,

Я б с удовольствием стал лепестком».

«Несложно сделать камень, ручей, козодоя,

сложнее яблоко, комету, море, снег, —

Бог говорит, – но все-таки какое

об этом представление имеет человек?

Он намеревается, Я честно вам признаюсь,

Меня за Мое творчество все время наказать.

Я, от него спасаясь, переодеваюсь

и буду жить инкогнито, чтоб встречи избежать».

Бог сказал: «Со мною приключилась сага:

отдыхал Я вечером и гляжу, идет

ко Мне большое дерево важным таким шагом.

Я с ним поздоровался, а оно неймет.