Наталья Стельмах - Темный осенний вечер на дворе

Господи! Ты не даешь нам разлучаться!
Этот мир – и тот – воздвиг нам в радость.
Оттого, что можем достучаться.
Домолиться до сестер, до братьев.

И подать, как Ты, кому-то руку,
Иль на чью-то нежность опереться,
Не взирая на печаль-разлуку,
Наполняя-исполняя сердце.

В Богородичный праздник пришла к Твоему аналою.
Из тяжелого мира, где жизнь свою всю прожила.
Твой Архангел с иконы прекрасно-крылатой рукою
Поддержал мою душу, иначе б иссякла душа.

В Богородичный праздник, не ведая, не понимая,
Что такое кругом и откуда такие слова,
Я стояла у входа, далекому хору внимая,
Всем дорогу давая и всех признавая права.

После службы вечерней со всеми прошла до иконы,
Поклонилась Тебе, по ступеням идущей в алтарь,
И священник седой на челе моем так непреклонно
И торжественно-бережно маленький крест начертал.

Приложилась к руке, отошла, и у самого края
Проходящей толпы – словно дуб, словно ствол сражена,
Я попала под ливень, под огненный столб, что сбегая
Водопадом сжигающим сердце достал из меня.

Очень слабое сердце. Ещё бы мгновенье – и в пепел
Сожжено оно было тем светлым и жестким огнем.
Только милостив Бог. Пламя стихло. На клиросе пели.
На простом аналое цветы у иконы белели,
И Захария снова встречал Её пред алтарем.

О, дай мне вырваться из пут,
Всю пауки меня заткут,
Во хлад и сумерки ввергая.
Из глубины моих сетей
Я вижу контуры людей,
Не различая.

Густая сумрачность легла,
Глубоко в жизнь мою вошла,
Алчбою сердце наполняя.
Не нахожу в себе луча —
Рублю с плеча, скорблю с плеча,
Не различая.

На дне души стоит любовь,
Но ищет ум и взор мой вновь
Себе привычной сладкой пищи —
Ущербности в людских делах,
Ущербности в людских телах —
С надеждой ищет.

О, дай мне вырваться из пут,
Всю пауки меня заткут
Алчбою, сумрачной и липкой.
Дай видеть в лицах образ Твой,
Спаси желанной простотой,
Освободи меня – улыбкой…

Я перед всеми виновата,
Мой слабый ум горит огнем.
Он судит обо всем превратно,
Стоит на малом, на своем.

Своё неразвитое знанье,
Считает важным и большим,
Своё неясное сознанье
Вменяет в правило другим.

Я перед всеми виновата,
И мне все ближе и родней
Чужая женщина когда-то
Встречавшая нас у дверей

Успенского большого храма
В лазоревом раструбе дня,
Что попросила со слезами
Прощенья лично у меня,

Что говорила, обращаясь
Ко всем, идущим в храм гурьбой,
Рыдая, слезно надрываясь: —
«Перед тобой… и пред тобой —

Я перед всеми виновата,
Мой слабый ум горит огнем.
Он судит обо всем превратно,
Стоит на малом, на своем…

Я виновата, виновата,
Простите, видят небеса…»
И все смотрели воровато
И опускали вниз глаза.

Брат на брата пошел,
Брат пред братом предстал непреклонно.
Бросил правду в лицо,
И ещё, и ещё, и ещё.
Тот ответил ему —
Тоже страстно и тоже законно.
Кровь ударила в голову —
Душно и горячо.

Сердце вспыхнуло враз
И обуглилось, как головешка,
Округлились глаза
И полезли глаза из глазниц:
«Кто там встал на пути,
На дороге пустынно-кромешной?
Пусть уйдет! Пусть уйдет навсегда!
Пусть повергнется ниц!

Я иду. Я хочу.
Я не стану терпеть этой встречи.
Я смету, растопчу,
Сокрушу… Я пройду без помех
Этот столб на пути…
Этот столб ещё будет перечить!
Оборву провода,
Рр-азобью об орбиты комет!»

Округлились глаза,
Потемнели от черного света.
Исказилось лицо,
Словно туго натянутый лук.
Слезы высохли все,
Ни единой – искрящейся – нету,
Ни единой, способной
Избавить от огненных мук.

И не слезы уже,
А глаза покатиться готовы,
И куда-то упасть,
И погаснуть в дорожной пыли.
Разодрало уста
Ядовитое, жаркое слово,
И остатки любви,
Словно Ангелы, вдаль отошли…

Подождите, подождите, подождите,
Не оставьте, хоть немножечко постойте,
Хоть оттуда, хоть бесплодно поглядите!
Вздохом тихо-сокровенным успокойте!