Наталья Стельмах - Темный осенний вечер на дворе

Теплой медью виснут купола.
Сквозь летящий снег их облик дальный
Проступает в этот мир венчальный,
И молчат, молчат колокола.

Засыпало снегами,
Словами да делами,
Листвою да трухою,
Засыпало совсем.

И чувствую оттуда,
Из толщи, из-под спуда,
Как хорошо живется
Новорожденным всем!

И хочется вернуться,
Увидеть, оглянуться,
На жизни обозначить
Утерянное все.

Ту чашечку на блюдце,
Где зайчики смеются,
Ту радость пробужденья,
Дыхание свое —

Меж сосен величавых
И речек беспечальных,
Желаний неуемных
Любить всех и спасать.

То счастие от света,
Родней какого нету.
А где он? Чей? Откуда?
Мне лишь сейчас понять…

Засыпало снегами,
Словами да делами,
Листвою да трухою
Мне душу, а не путь.

О, как поля сверкают!
Как в марте жизнь играет!
Как будто то возможно —
Стряхнуть все – и вздохнуть…

Обижаются горько —
От убогости своей.
А иначе нет причины
Обижаться на людей.

Вот и я обижаюсь
От убогости своей.
И это тотчас понимаю,
Как только стану чуть сильней.

На зеленом заборе,
С зелеными глазами,
Под зелеными елками
Хорошо сидеть
и засыпа́ться
пышным мартовским снегом…
Хорошо глядеть на улицу
С её ямами и пригорками,
На прохожих,
Которые говорят —
Какая у тебя пушистая шкура,
Какая у тебя усатая морда.
И засыпа́ться…
Засыпа́ться…
Засыпа́ться…
И заснуть.
И спать,
Слегка подсматривая одним глазком —
Таким зеленым —
На зеленом заборе,
Под зелеными, засыпанными снегом
Елками…

Падают ветки с елок весною,
Падают с сосен. Сыпется хвоя.
Снег оседает. Пространство лесное
Чуждо и крика, и треска, и воя.
Солнце прикрылось, огнем не торопит.
Тропы поднялись, но держат, но служат.
Сколько следов здесь, глубоких и робких,
Кружит по снегу, по времени кружит…

Скрипела, как будто калитка,
В лесу молодая сосна.
И было в том месте тревожно.
Куда приглашала она?
И шорохи были напрасны,
И странно являлись следы,
Проваливаясь ужасно,
В том месте неясной беды…
И шел человек мне навстречу,
На чащу невнятно взглянул,
И сразу идти передумал,
К поляне просторной свернул.
Сосна же скрипела, скрипела…
Темнела, шипела, звала.
Я тоже наверх поглядела,
Я тоже туда не пошла.

Солнце вышло немножко,
Словно вздохнуло легко.
И, не захлопнув окошко,
Скрылось в своем Высоко.
Дескать, все в мире в порядке,
Паники нет никакой.
Снова вздохнуло украдкой,
Штор бледных сдвинуло складки —
И побрело на покой.

Сердечком знает птица
Когда её кто слышит —
И сразу замолкает,
И слушает сидит.
Она ведь не для славы,
Не для того, кто слышит.
Ей каждый лишь мешает,
Кто ухо навострит.

Но это в день ненастный,
Когда светло и тихо,
Ни ветра нет, ни солнца,
И светит снег меж хвои.
А в солнечный, конечно,
Когда враз грянут птицы,
Им наплевать – кто слышит,
А кто уже глухой.

Счастливые слезы текут по щекам,
По мартовским бледным шумящим снегам.

Глаза ледяные стекают, блестят,
В осевших сугробах деревья стоят.

Откуда твой облик, такой неземной,
И чистый, и снежный, и ясный такой?

О, как ты стекаешь – так надо стекать.
Как ты умираешь – так всем умирать!

Прекрасная сойка шепнула другой:
– Здесь тихо. Здесь влажно. Здесь кто-то со мной —

На троне, на хвое всходящего дня…
Ты слышишь, ты слышишь, ты слышишь меня?!

Пишу свою простую книгу,
Поскольку влага и покой
Туманом всходят из оврага,
А солнце всходит над горой.
Пишу свою простую книгу
И каждый день в леса хожу.
И стен высоких не воздвигну,
И кущ и рощ не заложу.
Но я хочу простую книгу
И не хочу никак алкать.
Пусть ничего я не воздвигну.
А будут ли её читать —
Мне то неважно. Важно благо
И полноводье светлых сил.
Их не вместит моя бумага,
Ещё никто их не вместил.