не исчезай. как будто в мире есть смысл, кроме как – с тобой вести тяжелый, страстный бой, словно на рыцарском турнире. не уходи, ведь ясно, все вернется к самому началу, где мы друг друга не встречали.
где больше нам не повезет.
Я многого от жизни не прошу
я многого от жизни не прошу, чтоб только ты и розовое солнце меня спасли от страха темноты, и луч упал расплавленным червонцем на землю; слышишь? птичьи голоса все говорят о девичьем, о птичьем; сверкает, как жемчужина, роса, и воздух весь янтарно-земляничен.
я многого от жизни не прошу. вот будешь ты, измученный июлем, и жадные, заждавшиеся рты, скрепленные хмелящим поцелуем; вот будет дом, испекшийся жарой, дыханьем солнца сладко напоенный; и буду я наполнена тобой, таким очаровательно-влюбленным.
Взять бокал белого, ледяного
взять бокал белого, ледяного,
пообещать – ни единого больше слова
не будет на языке.
я молчу. боль такая – ни вымолвить, ни присниться;
что есть сердце? а сердце, известно, птица,
трепещущая в руке.
мы закончимся. вечер. дыханье сливы.
солнце уходит за море неторопливо,
оглаживая волну.
я, замерев, дышу водяной прохладой,
звезды рассыпаны полем блестящих ягод;
я слушаю тишину.
если надежда есть – мне ее не надо.
яблоко между губ благосклонно, радо,
трогает за щеку.
в детстве казалось, в любви – никаких трагедий.
теперь я – надменная, злая леди,
не желаю любви врагу.
Уходят столетья, уходят минуты,
Уходят слова.
Я чувствую робко, я чувствую смутно:
Я снова жива.
И ветер прохладный, и ветер июньский
Мне шепчет: «Люби!»
И я вспоминаю твой шепот французский
И губы твои.
Обеты, страданья, разлуки, оковы
Свободы моей.
Теперь – заперта на тугие засовы
Лиловая дверь.
Теперь в моем доме погашены свечи,
Молчат о любви.
А я вспоминаю – несчастья, невстречи,
Недуги свои.
А я вспоминаю – любила? Едва ли!
Расстались? И пусть!
Мы оба в той страшной войне проиграли,
Но я не дождусь
Когда же, когда же узнаю, увижу,
Когда – не стерплю?
Тебя – презираю! Тебя – ненавижу!
Тебя – не люблю?..
делай, что хочешь. только не уходи.
я устала гоняться за призраком прошлых весен,
замирать на каждом возгласе и вопросе,
доставать осколки из выпотрошенной груди.
я устала. смотри, как фонарь салютует желтым,
черный кот у огня угольком украшает пол.
ты – финальный, нервический тон аккорда,
и смеяться с тобой так неистово и легко.
делай, что хочешь. бархат, огонь, вино,
поцелуй ложится на губы, как снег – на землю.
мы сложились с тобой в маскарадное домино,
ты – торопишься жадно, а я – выгораю, медлю…
Х. – Л.
я смотрю – за окном расцветает осень, разукрасив листья под цвет граната; так любовь стучится нежданным гостем, только больше, увы, мне ее не надо.
помню голос строгий и взгляд печальный, вереницу слов и охапку писем; я скучаю – тошно! как я скучаю! сколько минуло дат, годовщин и чисел? сколько минуло дней – я один! нелепость! все бессмысленно, мы – так смешны, беспечны; верим слепо, что в жизни несчастий нет, и любовь дается одна навечно.
помню, как я сказал в порыве, как признался – солгал под тяжелым взглядом, а когда стало правдой «люблю» впервые, это было уже никому не надо.
я не думал, что кто-то любить так может, без остатка, навылет, себя предав, а смотреть так, как будто меня дороже нет на свете, когда я – клинок кинжала.
принимать любым и смотреть с любовью – думал я, только матери так умеют; что водою было, прольется кровью – я теперь не помнить о том не смею.
люди счастья не ценят; что счастье – данность! а потом о нем умоляют слезно. мне бы дали только смешную малость – быть с тобой. ты простишь?
знаю, поздно.
поздно.
Изгибы тел и полукруги бедер
Я изучаю вдоль и поперек.
В любви к тебе, в пьянящей несвободе
Меня найдет однажды Рагнарек.
И белой ночью, петербургской, летней
Он позовет, ступая на порог.
Я поцелую острые колени —
Единство рук, сплетенье слов и ног
Есть дикое, оправданное счастье
И жажда быть, и тишина вокруг.
И нитка поцелуев на запястье,
Слиянье тел, слиянье губ и букв —
Читать дальше