Георгий Скрипкин - Песня нестареющей любви

Не хотел я в этот год Дедом наряжаться,
но внучонку угодить стоит расстараться.

Жди меня, мой милый внук, будет тебе ёлка.
Не лежать же бороде в Новый год на полке.

Декабрьский дождь стучит в окно
и злит меня своим занудством.
Беру исписанный блокнот
и с ним стараюсь оглянуться.
В нём про весеннюю капель
и про цветущие деревья.
Мне солнце жаловал апрель
за возвращение в деревню.
Про летний зной читаю в нём
с купаньем в заводи речушки.
Я с детства с заводью знаком,
но только новые лягушки.
В осенний день ведёт блокнот,
где тихо листья опадают.
Туда вернусь я через год,
но в декабре о том мечтаю.

К тому, кто лиру посвятил народу своему
я приходил не раз.
На волжский берег шёл к нему,
чтоб получить наказ.
И вместе с ним смотрел с тоской
на быстротечность лет.
И он вселял в меня покой
и охранял от бед.
Поэта рифмой говорил,
писал его строкой.
И вместе с ним свободу пил,
беседовал с рекой.
Мы вспоминали бурлаков,
несправедливый мир.
Освобождали от оков рабов,
кто сердцу мил.

И понял я, его душа
слилась с моей душой.
Я с ним сверяю каждый шаг
и с ним делюсь судьбой.

Присмирела зима под напором ветров.
Не пускает мороз в петербургскую гавань.
Видно в этом году не дождаться снегов.
Значит, Рыцарь дождя нашу ёлку возглавит.

Значит, будем по лужам водить хоровод
и дождинки ловить на унылой Дворцовой.
И одарит дождём нас Владычица вод
под разящие ритмы музЫки попсовой.

Россия, сколько испытаний
тебе принёс двадцатый век.
И сколько тягостных скитаний
изведал русский человек.
Открылось жертвенное жерло
войны убийственным ключом.
Войны, что стала зваться первой,
что сварой полнила наш дом.
Когда потоком миллионным
текла кровавая река.
И визгом пуль глушились стоны,
что скорбь убийством нарекла.
По трупам ушлые взбирались
на гребень властного холма.
Иные с Русью расставались,
чтоб не испить с вином дерьма.

За грош разбрасывались гены
великой чести и добра.
Из мрака выбрались гиены,
настала смутная пора.
В момент погосты вырастали,
кишела трупами земля.
И мы терпимей к смерти стали,
вкусив сполна худого зла.
Страна тянулась к мирной жизни,
но снова грянуло – ВОЙНА.
И встали люди за Отчизну,
как в те, другие времена.
И завертелась мясорубка,
вбирая в жерло новых жертв.
В Кремле вождя дымилась трубка,
и люди шли за ним на смерть.
И снова гибли миллионы,
и исчезали города.

Геройством рушились заслоны,
отвагой красилась среда.
И пал Рейхстаг к ногам героев.
Победой вспыхнула заря.
Фашизм назначен был изгоем
в судебный полдень октября.
Настали годы возрожденья,
сплотил людей энтузиазм.
Но очень тихо вырожденье
играло музыку для нас.
Ушла партийная когорта,
а вместе с ней сдалась страна.
Взбодрились западные орды,
звучала ненависть одна.
И вновь бесчисленные жертвы,
скитальцы в мареве чужбин.
И жизни с мыслями о смерти,
и горький перечень судьбин.

С таким безжалостным наследьем
ушёл от нас двадцатый век.
И вновь с особенным усердьем
воспрянул русский человек.

На ёлочку в садик готовим костюмы.
Мне Киборгом выпало быть.
Алёшка на ёлку придёт в виде Тумбы,
а Светке Андроид носить.
Егорка готов наряжаться Планшетом,
а Вике Горгоной парить.
И будет на ёлке две Лолы при этом,
а Зайчика может не быть.
Не будет Лисички, и Волка не будет,
и Белочке быть не дано.
Нарядная ёлка про Репку забудет
и Кошку забыть суждено.
А так бы хотелось увидеть Слонёнка
и Пёсика с шустрым хвостом.
Знакомые звери милей для ребёнка,
чем киборг со страшным лицом.

Бессонные ночи в безмолвной квартире.
Не может быть муки страшней.
Как будто по дому гуляют сатиры,
и нет их в потёмках важней.
Как будто проклятия лезут в окошки
в обличии грозных судЕй.
И звери кусаются не понарошку
с подачей абсурдных идей.
Безвольные ноги стремятся в изгнанье,
и в мыслях витает абсурд.
Ужели бессонье дано в наказанье,
но кто тот немой самодур?
Ну, кто в виде демона властвует ночью
и гонит целительный сон.
Я вестнику тьмы не давал полномочий,
так что ж издевается он.