Виктор Денисов - Просите счастья у судьбы

Проживем еще без них».

Знает бабка дедов норов,

Чуть скажи ему не так,

Он без лишних разговоров

К носу поднесет кулак.

Замолчала. И на этом

Разговору был конец.

Но однажды дед с рассвета

Из дому уехал в лес…

От натуги ломит спину,

А приехал – не присесть.

Бабки нет. Ревет скотина,

Ребятишки просят есть.

Что случилось? Где старуха?

Рассердился дед в конец.

Пояснил старшой Федюха:

Еще днем ушла в ликбез».

Не глотнув и крошки в ужин,

Уложив детишек спать,

Затянув ремень потуже,

Он пошел жену искать.

А в душе бушует злоба:

Попадись она сейчас,

Колотил, не тратя слов бы.

Бил бы со всего плеча.

Обучались в барском доме.

В окнах тусклый огонек.

Деду здесь давно знакомы

Каждый кустик и пенек.

Здесь работал он мальчонкой.

Горе плакало тайком.

Здесь он звался батрачонком,

А подрос – стал батраком.

Дни и ночи пахли потом,

А батрацкий день, что год.

Хоть ты лопни от работы,

Не дождешься барских льгот.

Потому за власть Советов,

За родную нашу власть

После свадьбы в третье лето

Стал будёновцем дед Влас.

Мчались дни, как километры.

Земляка рубил земляк,

Жгли лицо лихие ветры,

Кровью красилась земля.

Ранен был легко он дважды.

Госпиталь. И снова в бой.

Но контузило однажды,

И отправили домой.

Жили трудно, только верой,

В жизнь иную без господ,

Горя отхлебнув без меры,

Выжил все-таки народ.

Шел урок, горела свечка,

Душно… Приоткрыта дверь.

Дед вошел и стал у печки,

Притаился, будто зверь.

Класс окинул злобным взглядом.

Пишут. Людям не до сна.

Впереди с соседкой рядом

Что-то пишет и жена.

На нестроганой дощечке,

Взятой из дому тайком,

Принесенным прямо с печки

Недотлевшим угольком.

«Глянь, как барыня расселась»,

Выругавшись, сплюнул дед.

И откуда бабья смелость,

Он не мог найти ответ.

Выводили слово «Ленин».

Тихо таяла свеча.

На стене качались тени,

Лишь за печкой дед скучал.

От жары спина вспотела,

Уж клонило и ко сну.

Позевнул в ладонь несмело.

Да нечаянно чихнул.

Вздрогнул класс,

Кое-кто, конечно,

Осенил себя крестом.

Провалиться б в ад кромешный

Был готов на месте том.

Замер бабкин укротитель,

Сердце не стучит в груди.

Слышит, говорит учитель:

«Кто за печкой выходи!»

Показался дед сельчанам,

А они, в ребро им бес,

«Влас Василич, ты случаем

Не за бабкой ли в ликбез?»

Шуткам не было предела,

Да вмешалась вдруг жена:

«Будет скалиться без дела.

Грамота ему нужна.

Был в лесу и задержался,

А в ликбез хотел давно.

Утром даже собирался

Он со мною заодно».

Деда пригласил учитель:

«Проходите, место есть,

Раз желаете – учитесь.

Можете с женой присесть».

Взглянул мельком дед на бабку,

Растерявшийся, не смел,

Снял поношенную шапку,

Подошел и рядом сел.

Мысли разбрелись у деда,

Настоящей – ни одной.

Он теперь не знал, не ведал,

Как же поступить с женой?

Покориться? Вдруг осудят…

Долго думал и тужил.

«Пусть хоть раз по-бабьи будет». —

Неожиданно решил.

Трудно штурмовать науки,

Да еще на склоне лет.

И совсем не ради скуки

Засыпал над книгой дед.

День за днем и год за годом

Рос и богател колхоз.

Вместе с трудовым народом

Дед идейно тоже рос.

А затем рабфак. И снова

Не жалел в работе жил.

Фронт. Потом – по стройкам новым.

Так до старости дожил.

Время в памяти листая,

Вспоминает он всегда,

Как «ликбезом» жизни стали

Те далекие года.

По радио на стареньком столбе

Звучала музыка. И, позабыв о бедах,

Спешили люди, как домой к себе,

На площадь, чтоб отпраздновать Победу.

И нас, мальчишек, радостью несло

На торжество, подаренное маем.

Бурлило одряхлевшее село,

Как речка в половодье, лед ломая.

Трибуной для ораторов тогда

Служила пароконная телега.

И женщины, взобравшись без труда,

Делились горем, как случалось хлебом.

В тех горьких незатейливых речах

Еще искрилась робкая надежда:

Отобранных войною повстречать.

Но их дождаться надо было прежде.

Ведь многих диким росчерком пера

Война приговорила к вдовьей доле.

Кому-то не пришла еще пора

От похоронки надрываться болью.

Мы, дети этой проклятой войны,

Не понимая важности момента,