Владимир Елин - Поэма Морфий

После осмотра смело и спокойно
Я предсказал: – А девочка умрёт?!
При этом нам спасти её возможно,
Но если операция пройдёт.

Для этих целей надо резать горло
И трубку серебра приладить, вот.
От этих слов мать завопила звонко:
– А муж узнает, так меня прибьёт!

– Вам пять минут обдумать одобрение! —
А сам пошёл домой и в атлас нос.
С рисунка ясно: нож по горлу, место…
Смотрю на текст, но затуманен мозг.

Когда вернулся я в больницу,
Готово всё, включая разрешение.
И камфарой наполнен шприц,
Беззвучно плачет девочка с волнения.

Отбив у матери и бабки Лидку,
Мы подготовили её для операции.
Потом к столу прижали силой
И йодом горло смазали в локации.

В моём уме: «Так что ж я делаю?!»
И взяв нож в руки, я провёл по горлу.
В порезе крови просто не было,
Хотя я дважды полоснул для нормы!

Взял зонд и начал разделять те ткани,
Пошла вмиг тёмная кровища!
И фельдшер стал использовать тампоны,
Кровь прибывала ещё пуще.

Я вспомнил, как в университете
Хирурги оперировали те раны.
И захватив край среза на пинцете,
Остановил потоки крови, славно.

Но не увидел там дыхательного горла,
И на рисунки не похожа рана,
Я озадачен, тыкал зондом бестолково,
Ища основу горла, странно!

Мысль осенила: «К чёрту операция!
Умрёт с распоротым мной горлом».
Вмиг горло полоснул в прострации,
И тут оно раскрылось, словно прорва.

– Крючки! – я сипло бросил фельдшеру,
И мы вонзили их поперёк горла.
Вдруг фельдшер потерял сознание,
Но акушерка ухватила крючок ловко.

В разрез воткнувши трубку мигом,
Я ожидал от Лидочки дыхания!
Но тишина, моя тоска с испугом,
Всё это мне расстроило сознание.

Хотел просить у Лидочки прощения,
Всё бросить и расплакаться на деле.
Зачем все эти от врачей мучения,
Но Лидка вдруг очухаться успела.

Сквозь трубку воздух ринул в горло,
И девочка вздохнула, заорала!
Очнулся фельдшер, в глазах мутно,
Помог мне швы накладывать сначала.

Одна из акушерок похвалила:
– Блестяще, доктор, чётко, хорошо!
Я ж, как в тумане, а оценка мила,
Пошёл на выход, где было свежо.

Когда же Лидку унесли в палату,
Ворвалась в возбуждении мать.
Глаза горели, как у зверя за расплату,
Я ей сказал: – Всё хорошо, поспать…

Тут бабка словно выросла из пола,
Перекрестилась на меня, на потолок.
Теперь на бабку глянул без укора,
Промолвив: – Камфару, понаблюдать часок.

Шли месяцы, кругом лежали сне́ги,
В больнице нарастал больных приём.
В новом году приехав на телеге,
В приёмной мама с Лидкою, вдвоём.

Распутав горло, рану осмотрел,
Всё заросло, лишь тоненькие швы.
– Вы можете не приезжать без дел.
Мать Лидке: – Доктора благодари!

Шло время, так, в один из дней,
Я принял аж сто десять человек!
И акушерка молвила: – Ей-ей,
Трахеотомия нам дала приток.

А знаете, что на деревне говорят,
Что Лидке горло вставили стальное?!
К ней приезжают, на неё глядят.
Вам слава, доктор, я вас поздравляю!!!

– Так со стальным живёт?! – осведомился я.
– Так и живёт! – сказала акушерка. —
Какой вы, доктор, молодец,
И делаете всё так хладнокровно!

За окнами кружился крупный снег,
Свет фонаря порою затмевая.
Я шёл, устав, качаясь, на ночлег.
В постель упал, заснул не раздеваясь…

Я тот же врач больницы N-ской,
Богами брошенной в глуши.
Обласкан славою вселенской,
Врачебной жизнью деревенской,
Для укрепления души.

Ко мне стремилась вся округа,
По сто приёмов каждый день!
Не вырваться за область круга
Дел неотложных в дань недуга,
Преодолевши свою лень.

Ночами снятся рёбра, слёзы
И операций всех процесс.
Куда-то делись счастья грёзы,
Возможно, те метаморфозы
Родил во мне лечений стресс?!

Но я не хныкал, не ломался,