Марина Саввиных - КЪНIГА. Избранные стихи

Но древнее знанье какое столетье лежит
Меж тёмных листов этой – будто не читанной! – книги, —
Что скоро придут и плоды твои снимут адыги,
И бронзовый сок по широким лоткам побежит!

Сухая жаркая тропа,
Опавшей устланная хвоей,
Плетётся в гору, и легко ей
Спешит довериться стопа.

Но это вовсе не пустяк —
По ней спускаться и взбираться…
Здесь дважды два – попасть впросак
И, растерявшись, затеряться:

Настолько воздух прян и густ,
Кизил в своих колючках красен,
Незрим коварный чертов куст
И взгляд попутчика опасен!

Лишь сосны светятся, чисты
В своей реликтовой печали,
Как будто помнят о начале
И скал, и неба, и воды…

Да моря нежные клочки
Блестят сквозь их седые ветки,
Как в золотой паучьей сетке
Растрёпанные мотыльки…

Свете небесный! Что рано потух ты?!
Жалко мне, мало мне солнечных дней —
С Тихой туманной таинственной бухты
Ночь наплывает без звёзд и огней…

Мне ли глядеть на пустые вороты,
Мне ли минуты тоскливо считать,
Мне ли в часы запредельной дремоты
Ветхие нитки в отчаянье рвать?!

Нету мне отзыва, нет мне ответа…
Только по сопкам летит во весь дух
Круглое красное облако… Это
Свет мой небесный, что рано потух…

Это парки, парки, парки
Тополиный свежий пух
Собирают утром в парке,
И тревожно ловит слух
Их шагов мышиный шелест,
Еле слышный шепоток…
И под сенью сонной – невесть
Отчего дрожит листок…
Здесь уже преданий область,
Знак молчания – устам:
Тополиный тёплый облак
Расстелился по кустам,
И летают над кустами
Руки худеньких старух:
Чтобы дух свести с устами
Нужен самый нежный пух!
Славьтесь, полные корзины,
Прялка вычурной резьбы!
Ночью облак тополиный
Превратится в Нить Судьбы…
Ветку пряную укропа
Бросив в бронзовый котёл,
Оборвёт её Атропа
И промолвит: «Век прошёл…»

Твой камень – изумруд,
Он зелен и лукав,
Мой – бирюза, и нет
Камней нежней и тише!
Не прячь пустую грусть,
Как фокусник, в рукав:
Ты – птицелов, а здесь
Живут хорьки и мыши.
Бессмыслица нужна,
Как телу гибкий хрящ,
Всему, что носит смысл
И замышлялось тонко…
Зелёный небосклон
Бутылочно блестящ,
И зелены глаза
У твоего ребёнка…
Мой камень – бирюза.
Твой камень – изумруд.
Нехитрая игра,
Диктуемая свыше:
Ладошка – бирюза.
Запястье – изумруд.
Ты – птицелов, а здесь
Живут хорьки и мыши…

Молись о долгой ночи, кратком дне,
О ясной мысли, сердце осторожном,
Молись о невозможном – обо мне,
О стали, стосковавшейся по ножнам,
О звуке, плачущем вне душ и сфер,
О глине, домогающейся формы,
О речи, призывающей размер
Ещё до всякой внятности и нормы…
Молись, мой ангел! а потом шепни,
В слезах к моим ладоням приникая:
«Офелия, о, радость, помяни
Меня в своих молитвах… дорогая…
Молись о долгой ночи, кратком дне,
О ясной мысли, сердце осторожном,
Молись о невозможном – обо мне,
О стали, стосковавшейся по ножнам…»

Над одром усопшего Паскаля,
Наклонив туманные чела,
Ангелы небесные стояли
Строго, как хирурги у стола…
«Звёздный вихрь, летящий к месту встречи,
Разметал листы растущих книг!
Что сказать сумеешь, человече?
Чем спасёшься, мыслящий тростник?»
Что-то безвозвратно разверзалось
Вслед скольженью жёлтого луча:
Мирозданья трепетность и алость,
Вся его прельстительная малость —
Истончалась, тая и журча…
Кто из живших столь не ошибался,
Чтоб, смеясь, глядеть в такую даль?!
А Паскаль блаженно улыбался,
Как беглец счастливый, улыбался
На печальном ложе Блез Паскаль…

Злой гений, трогающий стёкла,
Лишь сотрясает их, когда
Над головой, как меч Дамокла,
Висит холодная звезда.
Мы с ним сегодня счеты сводим,
Оставшись до утра вдвоём:
Всю ночь мы, как под Богом, ходим
Под этим светлым остриём,
И всё не может примоститься
На наш заманчивый карниз
Большая траурная птица:
Зацепится – и камнем вниз!