Леонид Вариченко - С царём в голове. Мастерская современного каприза

Да, в номерах поселен высшим классом…

Да, знает, что к нему вопросов масса…

Предприниматель встречи ждет и рад».

И был Мартын готов идти к Царю.

Он на земле стоял двумя ногами.

И были уж изучены все грани,

И расширяться мог. Не напугали:

«Извольте же, Вас ждут». «Благодарю».

7. (Время орла)

Сиял над миром и интриг не плел,

Поглядывая зорко на Европу,

И в Азию внимая без торопы,

Не забывая северные тропы,

О двух главах блистающий орел.

И Францию лукаво привечал,

И Пруссию не забывал, ругая,

Поглаживая Индию с Китаем,

Чтоб регулярно в Англии икали,

И в даль Востока выдвигал причал.

Любой второстепенный либерал

Готов ругать орла за повороты,

За высоту и чопорность полета —

За тем и в либералы лезет кто-то,

Чтобы не замечать, порой, добра.

Простым же людям в эти годы был

Царь-Миротворец и отцом серьезным,

И рыцарем души славянской грозным,

И даже двигателем паровозным —

И свят, и чтим, и симпатично мил.

Империя могла повиснуть вдруг

И, в чьи неясно руки, обвалиться,

Когда бы угораздило разбиться

Всех вместе, скопом, царственные лица.

Был потому неизмерим испуг.

И более неизмерим восторг,

Последовавший следом за спасеньем.

И фейерверк отметил воскресенье,

И «Люли-люли» – «Сени, мои сени»»

Сменяли у того, кто еще мог.

Все радовались: дети, старики,

И пожилые, как и молодые,

Вельможные, служилые, простые,

Гуляки праздные, шпыни пустые,

Писаки, что ни утра без строки…

Короче, с виду, счастьем в каждый дом

Отмечен год был «Восемьдесят Восемь».

Октябрь чудной, и золотая осень,

И через одного со свечкой просят:

«И трон храни, и помни нас при том!»

8. (Домострой)

В дому у Анны свой черед кипел.

Муж, вот те раз, замечен Государем,

При том, конечно, что он не бездарен,

И носится, как молодец, в ударе —

И видом красен, и стараньем бел.

Жена ж – в хозяйстве, более нигде.

Коммерция – не пустяки в концерте,

Другие и задачи, и акценты.

Хозяин дела, несомненно, в центре

И знает, места нет в тылу беде.

Но начал я неправильно главу,

Определивши место «домом Анны».

Конечно, Стружкины не очень чванны,

Но был «порядок Лидии Иванны»,

Как «Домострой», незыблем на плаву.

Из подмосковных нескольких семей,

Что врезались в Таганскую фактуру,

Была вдова заметною фигурой.

Она в своем дому терпела Нюру,

Хотя и часто улыбалась ей.

В Борисове все больше жить снохе

Она единолично отводила.

И Николашу Анечка растила…

От теток из Орехова не мило

Все чаще было. Дух ее плохел.

Ну, а супруг, бывало, спросит мать:

«Как там мои?» Она ему: «Прекрасно!»

И он довольный снова – в поезд красный,

За делом ли, без дела, всякий-разный

Предлог найдя, на всех хотел чихать.

И Лидии Ивановне не знать,

А более не видеть, было б странно,

Что ляжет криво, после встанет бранно.

Полеты в «империях», столь желанных,

Забрали, и Мартын стал попивать.

Объединить бы женских сил резон…

Но ведь – мужик! Купец! Хозяин дерзкий!

И тут при всем еще Царя поддержка.

Смутила Лидия с улыбкой детской

Семейную гармонию, как сон.

9. (Япония. 1891 г.)

Катило время свой имперский круг.

Занятий Цесаревича пределы

Отец, порой, передвигал умело.

Чтоб «не хлыщил по улицам без дела»,

Отправить решено в круиз. Не вдруг —

Маршруты отрабатывались год.

Посмотрит мир, обогатиться знаний,

Мать поддержала ценным указаньем,

От Князя Алексея внял к дерзаньям

Притонов. И турист, и мореход.

Вояж был начат: Николай и брат,

И греческий наследник – Принц Георгий.

Внимали берегам, чинили торги,

Благополучно избегали оргий —

Зван «Памятью Азова» их фрегат.

Вена, Триест, Афины, Порт-Саид,

Канал Суэцкий, Исмаил, Египет,

Аден, Бомбей, в Цейлоне чай весь выпит,

Брат заболел, туберкулез – не триппер,

Но возвращение отец велит.

А Ники и Георг Афинский с Яв

До Сингапура, на Сиам Тайланда,

В Сайгон, Гонконг, Шанхай, сказать вам надо,

И вот, уж Нагасаки, Храм Микадо —

При Солнце Восходящем в свете слав.

Рейд по стране: Киото и Оцу,

С обеда губернатора на рикше…

Конец апреля, день не стал чуть лишним

В календаре Романовых! Допишем

Со слов наследника в письме отцу:

«Мы ехали, вдруг вижу, полисмен,

японский меч держа двумя руками,

ко мне несется дикими прыжками