Сабина Гольштейн - Флоw. Простые и не простые истории о жизни в потоке

Человек шёл по пустыне. Выжженная почва, казалось, забыла о существовании воды. Нещадно слепило и обжигало солнце. Редкие растения словно пытались распластаться по земле, приникнуть к ней в поисках долгожданной влаги. Человек шёл, не зная куда и зачем. Он исходил так не первую и не вторую жизнь. Ему говорили зачем, но он не слышал. Ему показывали всевозможные варианты пути, но он не видел. Слепой и глухой, всё, что он видел вокруг себя, – это сухую, безжизненную поверхность. С самого начала у него, как и у остальных, были открыты все дороги. Но он неизбежно находил себя здесь, в пустыне. Без воды и еды, без близких и друзей. Внутри него звучали голоса, но он отмахивался от них, как от назойливых мух. Сначала очень слабо, потом всё сильнее и сильнее, практически переходя в крик, звучал голос: «Живи! Это твой последний шанс понять зачем и как».

Клара очнулась на операционном столе. Вокруг суетились врачи и медсёстры. Клара было испугалась, что уже умерла, но тут же узнала гинеколога, к которому приходила советоваться в прошлую беременность. Он вроде не умирал, значит, и она жива, Клара вдруг вспомнила случившееся.

– Очнулась, – улыбнулся ей молодой врач, стоявший слева, – не переживайте, всё хорошо. Мы делаем вам кесарево. У вас отторжение плаценты. Постарайтесь успокоиться. Мы сделали вам местный наркоз, и вы ничего не почувствуете.

Клара попыталась посмотреть в сторону живота, но увидела только что-то вроде простыни в районе груди и головы врачей, стоявших рядом с её животом.

В коридоре Миша нервно кусал губы, слушая рассказ старшей дочери. Рахель, напуганная происшедшим, была бледна как полотно. Мишка вдруг с нежностью подумал о ней: «Выросла моя маленькая девочка». Он обнял Рахель за плечи и сказал, что всё самое страшное уже позади. Рахель вдруг заплакала горькими слезами у него на плече, так, как умеют плакать только дети – из глубины души, от всего сердца. Из операционной вышел молодой врач и направился прямиком к Мише и Рахели.

Клара брела по незнакомой пустынной местности. Унылый вид навевал тоску. Она помнила, что ищет здесь кого-то, и надо обязательно продолжать идти, иначе случится что-то страшное и непоправимое. Ей ужасно хотелось пить. Но на километры вокруг не было ни капли воды. Только сухая, потрескавшаяся почва. Вдруг Клара обнаружила, что стоит у подножия горы. «Иди, – сказал ей кто-то, – он ждёт. Он согласен». Она стала взбираться на гору на четвереньках, обдирая руки и ноги в кровь, соскальзывая, нависая над пропастью. Добравшись до середины, она потеряла ориентир и вдруг поняла, что падает, скатывается кубарем. Но, к счастью, зацепилась за уступ краешком платья. Всеми силами она пыталась удержаться…

– Жить будет, – откуда-то снаружи послышался голос.

Клара медленно, мучительно прорываясь в эту реальность, открыла глаза. Из тумана стали вырисовываться знакомые черты врача, делавшего ей операцию. Вспомнив, что находится в больнице, она судорожно пыталась спросить что-то, прочистив пересохшее горло.

– Им занимаются врачи. Опасность миновала и для него, и для вас. Поспите, – сказал знакомый доктор.

Клара прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, что же произошло там, на той горе посреди пустыни…

Рахель молча плакала, зажав рот кулаком. Миша пытался понять, что же делать раньше: бежать к Кларе, хотя, наверное, к ней ещё не пускают, или к сыну… Как же так? Он вновь и вновь перебирал в уме слова врача: «У ребёнка, предположительно, врождённое генетическое заболевание. Это встречается очень редко. Видимо, какая-то генная мутация. Но с точным диагнозом придётся пока подождать. У него сильнейшее поражение слуха и зрения. Насколько сильное, будет яснее, когда он подрастёт. Пока что хорошие новости: младенец и мать вне опасности. Хотя она сильно ослабла – потеряла много крови».

Злые, усталые слёзы текли у Миши по щекам – cлепоглухонемой. «Хотя, никто не говорил, что он немой, чего это я». В уме его рисовались картины их будущего, одна страшнее другой. «Как я скажу об этом Кларе?» – подумал он, и из груди его вырвалось непроизвольное, сдавленное рыдание. Рахель подошла к нему, обняла его крепко и сказала:

– Папа, они вне опасности, а это главное.

«Как же так? – думала Клара. – Это, наверное, из-за нехватки витаминов или из-за моего возраста. Нельзя так поздно рожать. Нельзя плодить…» – она захлебнулась страшной и жестокой, невысказанной и ещё невыплаканной мыслью.