На сердце становится пасмурно, словно в нём осенью
Хозяйка непрошенной грусти готовит ночлег.
И в прошлое путь золотою листвой запорошенный
Зовёт заблудиться в саду, потеряв оберег.
На сердце туманы и птицы летящие за море,
Седые дожди, осыпающие высь на лес.
Ты вспомнишь и примешь любовь благодатью… Не рано ли,
Не поздно ли?… Сроки лишь там – на весах у небес.
На сердце прощенье, прощанье и воспоминания.
Настояна нежность душою на новый виток.
Твой тихий уют, не имеющий даже названия,
Готовится к жизни в миру средь смирения строк.
Не отпускай мою руку, не от…пус…кай…
Так никогда не просила, там знают счёт.
Только бы это мгновенье, скользнув за край,
Длилось бы вечность… лишь, вечность для нас ещё.
Желтый фонарь, согнувшись, замёрз, как я.
Где же твой ангел, родной мой, в каком краю?
Здесь только вдовы багрового октября.
Очередь в ад… Я безумно тебя люблю!
Белый клочок манжеты, размывы строк.
Мякишем хлебным залепишь письмо с небес.
Жутким этапом дорог на расстрельный срок
Тридцать седьмой выдает арестантский крест.
Не отпускай мою руку в холодном сне.
Знаешь, когда предо мною твои глаза,
Болью сжимаюсь и прячусь в застывшей тьме.
Свет мой, ты смотришь, как старцы на образах.
В счастье плеснул лужей чёрною воронок.
Страшные судьбы да время кровавых жертв.
Тридцать седьмой палачом разрубил порог.
Я, ведь, поверила в Бога, а Бог так черств…
Мы – просто слова с ударением в слове любовь…
Как она придавила – сердечная блажь, пустота,
Что осенним дождем серой строчкой вливается в вены.
А мы всё не о том, на срединном пролете моста
Рассуждаем о чувствах и, вроде, не ждем перемены.
Ведь, мы – просто слова с ударением в слове тоска
И осеннею грустью, как гриппом, повально болеем.
Вот стоим посреди уходящего в лету моста,
Провожая еще один год по осенней аллее.
И безумно стареем под эту шершавую песнь,
Рассыпаясь по улицам ржавой и тусклой листвою.
А вопрос – «быть – не быть?» замещаем сомненьем – «Я есмь?!»
И не верим, что можем на йоту стать лучше душою.
А приставленный ангел, седеющий, хмурится вновь:
Непростая работа – выуживать смысл из болота.
Ведь мы – просто слова с ударением в слове любовь,
Оттоскуем осенним жнивьем, и нас вылечит что-то…
Я не буду тебя вспоминать…
Я не буду тебя вспоминать ни сегодня, ни после…
Просто выдохну осень вдвоем – и спокойно засну,
И не стану томить светлой негой, кружащейся возле.
Чернь изнанки твоей не затронет мою белизну…
Да… Я – первая зимняя, чистая, нежная вьюга.
Знаешь, если обидели ангела – падает снег.
Он ведь верил, что я обрела настоящего друга.
Но лишь враг совершает на душу разбойный набег.
Нет, не бойся… Мой ангел не скажет ни слова вдогонку.
Он шершавость следов уходящих крылом заметет.
С чувством жалости солью прощенья из божьей солонки
Совесть грешника мягко посыплет и, может, спасет…
Когда ты начнешь сочинять меня заново…
Когда ты начнешь сочинять меня заново,
Из света и тени, молчанья и музыки,
Сплети свою память из всполохов пламени,
Из шепота ветра и осени блюзовой…
Обвей трепет сердца звенящими струнами
Тишайших молитв, серебра полнолуния,
Карминной зари, амарантовых сумерек,
Создай чуть мудрее меня и безумнее…
Такой, словно я до тебя и не создана.
Но, как ни старайся надежду обманывать,
Та, что из ребра, победит ту – из воздуха,
Когда ты начнешь сочинять меня заново…
Я уйду от тебя
проходными дворами,
и вся прошлая жизнь
окунётся в туман,
я и так опоздала —
давно уж пора мне
разорвать этот
длившийся годы
дурман…
Я уйду от тебя,
избежав объяснений,
ранним утром воскресным,
пока ещё спишь.
Только липкая горечь
непрошенной тенью
поскребётся на сердце
тихонько, как мышь…
Только будут на древках
приспущены флаги,
и «Прощанье славянки»
сыграет оркестр…
(Как легко о прощанье
писать на бумаге,
и как тяжко нести
свой пожизненный крест.).
Читать дальше