Виктор Оден - ИГО ЭГО

Известный мужик, у которого нос
над верхней губой с рождения рос,
сказал человечеству: «Рыбы!»
А вы поступить так могли бы?

Другой человек, у которого рот
изогнут не кверху, а наоборот,
нам скорчил ужасную рожу.
И мы ему скорчили тоже.

А третий совсем не имел ничего.
Внутри пустота, и пустое чело.
Он, как путеводная репа,
сиял нам легко и нелепо.
И мы ему плачем, смеёмся в ответ:
«Скажи, композитор, художник, поэт,
куда ты ведёшь нас?» Ответа
не будет. Как всё-таки это…

Мы сами, возможно, заполнить пробел
способны. А если же кто оробел,
того персональная робость
затянет в уютную пропасть,
которая, как нам известно, во ржи.
Там странная рыба в засаде лежит,
чья страшная хищная рожа
на репу отчасти похожа.

Много лет пролетело с тех пор,
как Петрович залез на забор.
В небе птичка летит.
Рыбка плещется в море.
А Петрович сидит
на заборе.

Говорил ему сам Николай:
«Все тебя очень просят, слезай!
Пусть с ума ты сошёл
или чувствуешь горе,
а сидеть не должон
на заборе!»

Предлагал ему Петька Косой
бутерброд с дорогой колбасой,
три банана и чай
на столовом приборе.
Но Петрович молчал
на заборе.

Снизу плакали мать и отец:
«Ты пошто нас покинул, подлец?
Не уплачен оброк.
Конфискация вскоре.
Не сиди ты, сынок,
на заборе!»

Много лет пролетело с тех пор.
Покосился и рухнул забор.
А Петровича нет.
Растворился в зените.
Только молвил в ответ:
«Извините!»

Я иду по траве,
босы ноги мочу.
Как любой человек,
я куда-то лечу.
Я куда-то спешу. Я боюсь не успеть.
Я боюсь не догнать. Я боюсь не посметь.
И в навязчивом рое
хулы-похвалы
не хватает порою
мне бензопилы.

Вот парадный подъезд.
По торжественным дням
посетителей ест
здесь чиновник. Ням-ням.
Всем вокруг заправляет владыка владык.
А проситель глотает от страха кадык.
Кепки, чепчики, шляпы, картузы долой!
Я без шляпы пришёл. Но я с бензопилой!

Вот лежит гражданин
обладатель ума.
Вот стоит гражданин
чемпион ММА.
Гражданин гражданина стремительно бьёт
в неширокую спину и тощий живот.
Не судья, но могу, как на поле Пеле,
в этом случае сбацать на бензопиле.

В городишке чума.
От голодных коров
ядовитый туман
травянистый покров
скрыл на семь долгих зим,
скрыл на семь долгих лет.
А мы снова тусим.
У нас пати-банкет.
Для разборчивых ж
принесли осетра.
А за ним бланманже
и белужья икра.
Пробираюсь, как деточка
нежен, к столу,
прикрывая салфеточкой
бензопилу.

Я не знаю, как вы.
По природе я трус.
Я внутри головы
вечно струсить боюсь.
Я иду по траве,
босы ноги мочу.
У себя в голове
я корчую капчу.
Я хочу одного, чтоб со мною была
моя верная, милая бензопила.

Была у Володи
заначка в комоде.
А рядом три вафельки прели.
Работал Володя
на автозаводе
с апреля весь год до апреля.

Была там Маруся
в володином вкусе.
Двумя обладала руками.
Носила Маруся
за пазухой гуся.
За это её не ругали.

Там был ещё Петя.
Вставал на рассвете,
и бегал спортивной походкой.
Под ливнем и снегом
упрямо он бегал,
любой наслаждаясь погодкой.

Кто все эти люди,
давайте не будем
сейчас выяснять в интернете.
Они не земляне.
Инопланетяне —
Володя, Маруся и Петя.

И я, между прочим,
советую очень,
забудьте об этом моменте.
Иначе вас тоже
ОНИ уничтожат,
как тех дураков в киноленте.

Рождественской ночью проснулся Пьеро,
разверз холодильник. Там было зеро.
Лишь лампочки слабое тело
в холодной пустыне желтело.

Он был ещё молод, хотя и старик.
Порой его голос срывался на крик,
пока в телевизоре длилась
унылая несправедливость.

Старушки страдальцу являлись порой,
когда он гулял по дорожке сырой
вблизи магазина «Колбасы»,
где очередь вечно у кассы.

А раньше являлся он в обществе, как
московский потомственный денди.
Виднелся на нём ослепительный фрак.
Смеялись соседские дети.

Он с детства боялся собак и детей,
а к женщинам был равнодушен.
Он, мысленно им посылая плетей,
любил колбасу и старушек.