Христина Кроткова - Белым по черному

Проходит жизнь — ты не следи шагов,
Тут не поможет бденье и охрана.
Но долго не устанет гнаться кровь,
Будя приливом тело утром рано.

Но береги, но нежь и радуй друга,
Не дай заметить под ногами склон,
Пока созреет смертная разлука,
И возвратится одинокий сон.

Тогда ты в шуме трав услышишь ясно
Обрывки жалоб, непонятных слов
И вдруг поймешь, что с нашей, теплой, красной,
Слилась в земле зеленая их кровь.

Сквозит роковой наготой
Обнищавшая роща моя.
Притаясь, проскользит
Окаянный и тощий
Беспутный ноябрьский ветер.
Моих бездыханных дерев
Морозом сожженные, смутные ветви,
Их лик искаженный
Грозит, завещает, и просит мгновенье
Последней, смертельной мольбой,
Мятельной тоской заклинает, уносит:
— Отмщенье!
— Весна!

С веселой трепетной тревогой
Взлетела стайка воробьев.
Легко стекает день отлогий
В прохладу стынущих ветров.

Лес не торопится, он стройно
Обдумывает про себя
Закат медлительно спокойный,
Залегший далеко в степях.

Уходит день, на день похожий,
Густеет сумрак заливной.
Остановись и ты, прохожий,
Дохни немертвой тишиной.

Ночь уронила лунный иней
По серебрящейся земле.
Туманы ходят по равнине,
Готовят проводы зиме.
Но утро бережет покой,
Встает заря довольно поздно
И будит осторожный воздух
Чуть розовеющей рукой.
И ветром оживился лес,
Шумит небес освобожденье,
И воздух, шалый и весенний,
Разносит солнечную весть.
И вот уж снега не осталось,
И затененный сохнет склон,
И вдаль, на север мчится хаос
Под лязги половодных волн.
Уже в лесах листок неверный —
Улыбка сумрачных ветвей, —
И ветры, утренние ветры
Над одичалостью полей!
Пройди в поля. Там тешит ширь,
И мягко воздуха движенье.
Глухой благословенный мир
Хранит растений пробужденье.
По вспухшей кожуре земли
Бредут покорные волы,
Взрывая глубь, ероша комья,
И волен шаг, и громок крик,
И благодушен лес-старик
И путь веселого бездомья.

Потешат первый пот и усталь,
И темной силой встанет кровь,
И каждый напряженный мускул
Пронзит усилье, как любовь.

И, как любовь, вспьянит и кинет
В глухой разлив кипящих сил,
В непреломляемой гордыне
Натянутых, как струны, жил.
Гудит весеннее раздолье
В могучем радостном огне.
Сохой израненное поле
Лежит в дремучей тишине.
И вечер сумерки посеет,
И выйдет на небо закат,
И станут ближе и яснее
За тучей своды райских врат.

Все позади — и бурь размах,
И брызги бьющегося счастья,
И алчный смех, и смертный страх,
И красота, и безобразье.

Открыт мой взгляд, хоть стан согбен, —
Бесстрастна высь потухших молний.
О, вопли ветра о судьбе
Несовершенной и неполной!

Какой пронзительный простор,
Как даль восторженно пустынна!
Все отошло, и с этих пор
Душа свободна и невинна.

О, легкая, не трепещи,
Тебе ль не выдержать сравненья:
Пустыня, солнце, и в тиши
Тяжелых волн сердцебиенье.

Как быстро дни летят,
Как нежно пахнет осень.
И вновь находит взгляд
Раздавшуюся просинь.

За долгий год забот,
За год труда и пенья —
Что сердце назовет
Своим приобретеньем?

Я помню рев машин
Над борющимся лугом,
Смятение лавин
Зеленого испуга.

И, жданный чтя конец,
Запомнил каждый мускул
И отдыха свинец,
И жгущуюся усталь.

Глядит, глядит душа —
Мой груз, мой клад принесен
В амбарах урожай,
Да две-три новых песни.

Наливаясь, мутясь, тяжелело дремучее лето,
Тяготясь пустотой, застывал оплывая янтарь.
Тишина озирала поля. Подрастающим ветром
Доносило острее с нолей горьковатую гарь.

И утра, холодея, подолгу мутясь голубели,
Когда нехотя тучи раскутывал поздний восток.
В небе солнце устало, а птицы не знали и пели,
Предугадывая всеми перьями близкий восторг.