Виктор Мудролюбов - Ненужные стихи

и сделана как будто специально

для детских «почему» и «отчего».

И мальчики идут неровным строем

В смешных фуражках, форменной одежде

коряво выводить большие буквы

на старой чисто вымытой доске.

Им объяснят, что дважды два – четыре,

что Родина достаточно прекрасна,

что неприлично нарушать порядок,

а слово «смерть» они поймут потом.

Еще не время, белый пух ложится

на старые садовые скульптуры,

и круто пахнет солью и гранитом

спокойная приморская зима.

Но тяжкий груз несут по кругу стрелки.

Спешит эпоха вырастить мальчишек,

уже никто не скажет: вот мальчишки, —

когда они по улицам идут.

Они вступают в город чинным строем

в смешных пилотках, форменной одежде,

и мальчики бегут за ними следом,

и женщины затравленно глядят.

Над ними небо дождь мешает с кровью,

и падают и падают солдаты

с разбитыми, как надо, черепами

мальчишескими лицами в траву.

Отдай эпохе на закланье сына,

отличника, педанта и тихоню.

Он будет показательным солдатом

на зависть всем соседкам по двору.

Он будет убедительным примером

слепого исполнения приказов.

Эпоха любит, чтобы ей служили,

Не зная «почему» и «отчего».

Отдай эпохе на закланье гений,

подумаешь – одной поэмой меньше,

одним героем больше —

так надежней! —

эпохе нужно множество солдат.

Она ему на грудь привесит орден,

объявит благодарность перед строем,

а напоследок выделит бесплатно

два метра превосходнейшей земли.

Январь 1966

Сжигает вас огонь неторопливый,

какая грусть из-за угла напала.

Я вам дарю свой год неповторимый,

двенадцать беспорядочных на память.

От песни остается привкус песни,

подобие осенней паутины.

Да здравствует ваш голос петушиный,

мои эпистолярные успехи…

Прощайте, неудачливые птицы,

вам не найти ни улицы, ни дома.

Так пусть хотя бы ярко и недолго,

пусть вам легко и вовремя горится.

Май 1967

Я спрашиваю вас, какая ложь,

какое счастье вас приворожило?

Дороги ваши пыль запорошила,

ни силы, ни желанья не нашлось.

Кого винить, кому грозить расплатой

за этот незаслуженный покой,

за то, что будни держат мир распятый

под будничной железною пятой.

Прости вам, жизнь, такое новоселье

от времени и места в стороне,

прости и пустоту и невезенье,

прости, что нет врагов и ближних нет.

Прости вам, жизнь…

Так мало на планете

случайного весеннего тепла.

И только по ночам в огромном небе

огромным майским звездам нет числа.

Апрель 1967

Ты оглянись —

вокруг тебя

проходят стада зверей,

и каждый жаждет крови твоей.

Как полагается по Ветхому Завету —

око за око,

зуб за зуб.

Окна тряпичной броней завешу

и в дальний угол жить заползу.

Так учили с первого крика:

кесарю – кесарево,

тебе – твое.

Но главным уроком

было открытие —

убит за смех

Франсуа Вийон.

Он жил, как верят

в большого бога,

до самого дна принимая боль.

Он так смеялся, что было больно,

смеялся над всеми,

кто царь и бог.

Нелепо думать,

что время смоет,

что горе эпохи —

эта казнь.

На нас сухими глазами смотрит

его насмешливая тоска.

Теперь попробуй,

если хватит,

такую правду в себе добыть,

когда

скорее умрут, чем хвалят

тупую силу

вождей толпы.

Но не избавиться от привычки —

голову в плечи, когда пора,

когда не победу в борьбе предвидишь,

не славу,

а мертвую сталь топора.

И пусть твои зеленые смотрят

легко и прямо, как на любовь,

уже оскалены волчьи морды,

и когти хищников над тобой.

Ты оглянись,

вокруг тебя

проходят стада зверей,

и каждый жаждет крови твоей.

Но не бойся,

это только иллюзия действий,

неправильный сон,

обман,

суррогат.

Ты помнишь,

тебя учили в детстве:

человек человеку —

друг, товарищ и брат.

Июнь 1967

1

Обживаю квартиру,

слова по местам расставляю.

Обживаю.

От холода – паром дышу.

Это древняя тяжба.

Я реставратор.

Я древнюю тяжбу,

как разбитую амфору,

на ладонях держу.