Михаил Дынкин - Триады

Лоснилось солнце в огненном пенсне.

С ветки на ветку зайчик прыгал пылкий.

Летели в окна звёздные дробинки.

А из фонтанной чаши фейерверк

бил в небеса, по спектру разлагался.

Матрёшка спать укладывала Ганса.

Внутри матрёшки гансова родня

простукивала стены на немецком.

Всё это было в Лейпциге, ведь Лейпциг,

как выяснилось, город-западня.

Представь, дружок, глаза едва протрёшь, а

по комнатам то катится матрёшка,

то носится пронырливый сквозняк.

Внизу – предновогодняя возня,

фальшивый снег, упитанные кошки…

Случайный псевдогофмановский мир

(скорее невозможный, чем случайный),

не зря его в учебный план включают

апологеты школы Чёрных Дыр.

Абсурден мир за выбитыми окнами,

но мыслящие есть в нём существа;

им нравится ходить вокруг да около,

мне кажется, что это неспроста.

Такие, знаешь, существа некрупные,

прозрачные такие, днём с огнём.

Социофобы, а ложатся группами

в ночное время, никогда – вдвоём.

Стратегия сновидцев? Полигамия?

Прямых вопросов тут не задают.

В задумчивости трусь о шкаф рогами я,

вожусь с костюмом несколько минут.

Иду во двор, отпугиваю гарпию,

вцепившуюся в череп толмача;

смотрю на небо – там тарелки яркие

запутались в верёвочных лучах.

Конечно, был и некий третий мир

(попутно становившийся четвёртым).

И в этом мире я тебя кормил

добытым на охоте мастодонтом.

Прекрасный зверь, кому он тут мешал?

Но на грибах ведь долго не протянешь.

Мы поклонялись копьям и ножам

и бурую каёмку под ногтями

носили не без гордости, увы,

покрыты шерстью, вспыльчивы и дики.

Да что мы знали, молодые львы,

заляпанные кровью троглодиты?

Ты стала смирной, я тебя сломал –

шрам под лопаткой и рубец над бровью.

Но по ночам являлся мне шаман,

читал стихи: «Всё движется любовью».

Ещё там было о большой воде,

о воинах, плывущих по воде той.

Я спрашивал шамана: «Это где?» –

и просыпался, не поняв ответа.

Ян садится на мотоцикл, медленно жмёт на газ.

И когда у него во лбу загорается третий глаз,

всем становится ясно: Ян – настоящий тормоз.

А потом его мотоцикл набирает скорость

и взрывается в перспективе, что твой фугас.

Полный бак бензина, чёрная кожа, шлем.

Остаётся только сизый шипучий шлейф,

только встречный ветер и перекаты рёва.

По зелёным щупальцам, сжавшим руль,

пробегают искры. Колёса рвут

молодую ночь, контур её неровный.

Тормоз или нет, а вернётся домой с медалью…

Инь включает свет, расшнуровывает сандалии.

Низкий вырез платья, три голубых груди.

Инь сама не знает, как она хороша.

Вот она сияет комнаты посреди

и, взбивая воздух, крылья её шуршат.

Я лежу в курильне, чувствуя лёгкий крен

в голове, срастающейся с подушкой.

И приходят души с книгами перемен.

И галдят все разом. Я затыкаю уши…

Ян кладёт на тумбу мотоциклетный шлем.

Инь снимает платье, долго стоит под душем.

В первой версии Сэм – молодой перспективный хирург.

У него восемь рук, на спине – два янтарных нароста;

тип двуличности – Зет, место жительства – Новый Бейрут.

И не скажешь, что Сэму в Бейруте приходится просто,

но буддизм ему близок, зарплата его высока,

у любимой жены прошлым летом прорезались крылья…

Сэм лежит на диване и смотрит в дыру потолка,

там хохлатые гуси летят перевёрнутым клином.

Вечереет (в том смысле, что не за горами рассвет).

Стоит крепко зажмуриться – и по осеннему Бронксу

поползёт скользкий малый, подпольная кличка «Стилет»,

Сэм из версии два, поставщик контрабандных вольвоксов.

Он ползёт и ползёт мимо радужных пятен витрин,

заметая следы изумрудным хвостищем шипастым,

а внутри у него нерабочая версия три:

приоткрытая дверь, а за ней – коридор инфракрасный.

Он бросается в толщу времени, чертыхаясь на финикийском

и ещё шести языках, из которых четыре – мёртвых;

выбегает с той стороны и попадает в списки

киборгов, ожидающих капремонта.

Может, лучше (пока не поздно) угнать ракету

и направить её к скоплению Глаз Пирата;

просочиться сквозь червоточину, если это

позволяют характеристики аппарата?

Притворившись купцом с Плеяд, уничтожив всех, кто

заподозрил в нём самозванца и метаморфа,

он смывает кровь и, пройдя в капитанский сектор,

задаёт маршрут, фиолетовый лоб наморщив.