Заур Ганаев - БУМАЖНЫЙ СОЛДАТ

Озноб бежал по пальцам. Сеял дождь.
Деревья гнулись от порыва ветра.
Прошлёпала по луже тень подошв.
Авто сверкнуло фарой в стиле ретро.
Я шел домой от друга. Он давно
Искал со мною встречи. Мы сидели
В какой-то забегаловке и ели.
И непрерывно дождь хлестал в окно.
Рассказы о работе, о семье,
Как мы всё мерно двигаемся к цели,
Как в жизни всё легко, на самом деле.
А дело, в общем, двигалось к зиме.
Я зазевал. Протёр стекло окна
От испарений, – свернутой манжетой
И видел, как настигнутые жертвы,
Бушуя, дождь по тротуару гнал.
Прекрасно, что у друга хорошо
Дела идут. Я рад. Он добрый малый.
Мы выпили по чашечке ещё,
И время нас со стульев поднимало.
В прихожей колокольчик прошумел.
Он взял такси, я постоял немного.
И небо надо мною било током.
И я как будто вздрагивал в уме.

Надеюсь ты жива, и все в порядке.
Я тоже выживал, но дольше вряд ли
я выживу. Один хожу по миру.
Я видел, как разрушили Пальмиру.
Как к родине утрачивались чувства.
Я мог бы прокричать, но отмолчусь я.
Молчу, и ты молчишь, и только эхо,
возникшее меж двух людей, потеха
для этих строк, как крохотная сдача,
или поэта жалкая удача.
Иначе говоря, находит нега
на человека, бросившего в небо
усталый взгляд, и наполняет жилы
сознание, что, хоть и врозь, но жили
мы друг за дружку, точно! друг за дружку,
делили это, пусть и не подушку,
но это, – тоже из концепций веры, —
одалживая слух у техносферы.
Ты там в Баку. Я боль в моем боку,
как дань тому, что было, берегу.
Но всё без сожаленья канет в лету —
и вся тоска, доступная поэту.

Если вновь упадут на асфальт снега,
Я умру. Убежит в пустоту строка.
Голубая покроется льдом река.

Я любил вот в такие вот дни пропасть
В переулках. Опавшие листья класть
Друг на дружку, как карты в родную масть.
Было лето, на солнце бугор песка,
Ты, босая, бросалась в него с бруска,
Рыжий локон бежал с твоего виска.
На качели ходили. Один лишь Бог
Знает, как это в сердце мое легло, —
Ты хороший, на мне бы жениться мог.
Все потеряно ныне. Остался дождь.
Я не знаю, как надо осилить дрожь,
Когда призраком ты за окном идёшь.
И готов приложиться стволом к виску.
Ускользает все это теперь из рук,
Будто жизнь ускользает, давя искру.

Беда, щичок, – видал её во сне.
Лицо ее в жемчужной белизне
Мне снилось. Падал темный ряд волос,
И с губ её – измученный вопрос.
Но, веришь ли, не помню. В том беда,
Что я забыл, как надо помнить, – да,
Бессовестно расти по долгу пола,
И ждать от всякой женщины прокола.
Щичок, скажи, кому наш опыт в пользу.
Мы режем стебель и бросаем розу,
И варимся в одном и том же быте.
Наверно, время это круг событий.
Наверное. Пора. Чему – не знаю.
Забить на всё и броситься к Синаю.
Начаться снова, и опять – цикличность.
Щичок, смотри, как гибнет моя личность.
Перестаю считаться виноватым.
Всё началось тогда – со смерти брата.
Ирония. И вправду, смерть – начало.
Она, и только, что-то означала.
Мне страшно за себя, тебя, за наших,
За будущих за нас, за нас вчерашних.
За всё, во что мы превращаем души
За жизни, что ещё не раз разрушим.