Лилия Панищева: Через призму времени…

Когда мы с шаловливым задором
Прибегали её повидать,
Замечали, как ласковым взором
Обнимала, чтоб счастьем дышать.

Упорхнули года в вечной стае,
Не взволнует бедняжку мечта —
Упокоилась в горестном мае
Под святою защитой креста.

Увядали цветы – и печалился сад
В невесомости майского утра.
Лепесточки, сияя в росе, пролетят
С утончённой красой перламутра.

Уносящий от мрака уныния свет
В золотистых лучах созиданья,
Отдаляясь от тяжкого груза примет,
Повлечёт к доброте мирозданья.

В гамме красок её – затаённой мечты,
Что теряется в бликах туманных,
Неземного прорвётся поток чистоты,
Защищая от чувств нежеланных.

Облетали цветы – опечалился сад
В невесомости майского утра…
Лепесточки напомнили белый наряд
С утончённой красой перламутра.

В дождевой пелене отуманенных дней,
Побледневших, расплывшихся смутно,
Чуден осени взор, что от стужи сильней
Погружается в сон беспробудно.

В неуёмности силы восторгов зимы,
В заполошных объятиях вьюги
Робко снежностью неба укроемся мы,
Не заметив озябшие руки.

В наступающем мире декабрьских утех
Нет тепла, необъятности света…
Но согреет пьянящий от радости смех
Ещё в нас не померкшего лета.

О, как хотим мы, чтобы ангел
Нас вёл нетленною рукой,
Что держит негасимый факел
Любви, вобравшей свет земной!

Из плена прежних увлечений
Идём с повинной головой,
Терзает сердце боль сомнений
В наивной схватке с суетой.

Царит в воздушности незримой
Закон вселенской тишины;
И тайной, вечностью хранимой,
Влечёт, не грея, блеск луны.

Творим молитву, чтобы ангел
Нас вёл бестрепетной рукой,
Что держит негасимый факел
Любви, вобравшей свет земной!

Затянуло небо на востоке
Заревным неверным кумачом.
Ветер в неожиданном наскоке
Пробежал по парку напролом.

Сиротливо съёжились осинки,
Задрожала бледная листва,
А у сорной узенькой тропинки
Притаилась пыльная трава.

Торопливо спрятались пичуги,
Замерла, нахохлившись, земля,
Больше не целует солнце руки…
Белый дождь. Ни капельки тепла!

На ярмарке вдоль берега Днепра
Кружились, словно птицы, карусели.
Вокруг веселье, шумная игра,
Взмывали в синь воздушную качели.

Где жизнь народа – светлый день,
Объединились радость и свобода,
То русскую кадриль плясать не лень,
Нетягостна вседневная работа.

Там с лёгкостью мелькали циркачи
С призывами прийти в их балаганы,
В которых озорные трюкачи
С азартом юным били в барабаны.

В костюмах пёстрых ловкие шуты
С накрашенными лицами иль в масках
Всё балагурили, смеясь до хрипоты,
Играя на подмостках роли в сказках.

Но в театральности задорных слов
Застыли, откровением волнуя,
Тоска в глазах, наивность колпаков,
Что потешали люд, его чаруя.

На ярмарке вдоль берега Днепра
Кружились, словно птицы, карусели.
Вокруг веселье, шумная игра,
Взмывали в синь воздушную качели.

Собор старинный. Стены вековые…
И солнца луч над куполом с крестом,
А рядом с ним голубки смотровые,
Воркуя, будто просят о святом.

Открылись настежь радостные двери,
Что звали православных в Божий дом.
Склонились, пали ниц земные дщери
Со слёзною молитвой о благом.

Волнуясь, дым кадильный серо-синий
Кружился чуть горчившей пеленой.
Старик унылый, с бородой как иней,
Стоял с седой поникшей головой.

О чём он думал, так душой тоскуя?..
Знать, не сберёг счастливую весну.
Тогда столь молодой, весь мир целуя,
Казалось, отыскал средь звёзд жену.

Теперь один, но верил, что во храме
Господь всесильный подойдёт любя
К бомжу, который об усопшей маме
Молился скорбно, позабыв себя.

Время диктует жёстко,
Как нам сегодня жить.
Вслед ударяет хлёстко:
«Незачем здесь любить!».