Лилия Панищева - Через призму времени…

В упоительной свежести ночи,
Что приходит с усталостью дня,
Вдохновенные грезятся очи,
Ласки взгляд, дорогой для меня.

Не стану осуждать я женщину за то,
Что платьица бедны, – не для эстета!
Ему не надо ей мораль читать в лицо,
Когда она лишь в горе разодета.

О, часто вижу, как в ненастные часы
Спешит крестьянка, дождь не замечая,
Туда, где ветхий дом, родимые сады…
А сердце ноет, счастья не встречая.

Она так далека от праздной мишуры,
От яркости софитов, дерзких плясок.
Отрада для души – веселье детворы
Да чтение ребятам русских сказок.

Ей не завидно, как жируют богачи —
Высокомерны! Пальцем не коснутся
Руки того, кто не считает барыши…
А совесть? Безразлично отвернутся!

Не стану осуждать я женщину за то,
Что платьица бедны, – не для эстета!
Ему не надо ей мораль читать в лицо,
Когда она лишь в горе разодета.

Как хочется увидеть блеск реки
И во́лны, омывающие ноги,
Лилейный шёлк восторженной руки,
Которой я коснусь в объятьях ночи!

Когда уйдёшь, ломая с треском жизнь,
Где нет любви желанной недотроги,
Лишь попрошу одно: «Ты обернись
К той, прежде упоительной, дороге!».

Ах, печаль ты, печаль непритворная,
Далеко ты была от меня!
Побродив, усмехнулась проворная…
Ворвала́сь, тёплый дом леденя.

Тяжко с нею одной в тихой горнице —
Я заплачу смятенно, навзрыд.
Откровенно пожалуюсь горлице,
Что на свете так много обид.

Заблистает она райской птицею,
Запоёт про весны благодать…
Обернувшись утешной зарницею,
Сможет слёзы кручины унять.

Ах, печаль ты, печаль непритворная,
Далеко ты была от меня!
Побродив, усмехнулась проворная…
Ворвалась, тёплый дом леденя.

Принесла зима себе обновки:
Шубу белую с короной – блеск!
В зависти метель без остановки
Рвёт наряды под зловещий треск.

Лютый холод в неуютной дали,
Нет тепла ласкающих ветров;
Лишь синички, не неся печали,
Тренькая, порхают средь дворов.

Мало солнца в опустевшем мире,
Притаилась в снежности земля…
Я одна-одна в пустой квартире,
За окном слабеют тополя.

В инее встревоженные ветви
Стынут от проделок ярых вьюг.
Затрепещут, как от тихой церкви
В муке прилетит сиротский звук.

И не в радость им зимы обновки:
Шуба белая с короной – блеск!
Грозно ветры бьют без остановки,
Рвут деревья под зловещий треск.

Ивы, не качайтесь надо мною,
Не смущайте шёпотом мечты.
Здесь когда-то я цвела с весною
В нежности пригожей тишины.

Не волнуйте ласковостью речи
В изумрудном трепете листвы,
Понапрасну не сулите встречи
В пряности серебряной травы.

Сяду на муравчатый пригорок
Под густой раскидистый шатёр
Ивы милой… и о том, кто дорог,
Поведу безмолвный разговор.

Веточки склонив, она, родная,
На заре посмотрит в небеса…
В отблесках малинового рая
Воспарит восторженно роса.

Ивы, не качайтесь надо мною,
Не смущайте шёпотом мечты.
Здесь когда-то я цвела с весною
В нежности пригожей тишины.

Сияя шёлком, прикоснулись вы ко мне,
Порхая бабочкой, пленили, будто чудо, —
И вдруг исчезли в изумлённой вышине,
Не отозвавшись никому и ниоткуда.

В трёхмерном мире одиночества и грёз
Нас поглотило чувство неотступной муки.
Там отыскали лишь печаль в потоке слёз…
Но вас я не согрел, в любви лаская руки.

Дарит полночное небо
Призрачный звёздный наряд
Нищенке с корочкой хлеба…
Грустен фиалковый взгляд.

Тихо она на крылечке
Смотрит на свет огневой.
Месяц в туманном колечке
Тайной влечёт неземной.

Нежность скользнула улыбкой —
Вспомнился луг золотой…
Блеск одуванчиков зыбкой,
Сонной накрыло волной.

Нет давно звёздного счастья,
Вмиг улетевшего вдаль;
Лишь согревает в ненастья
Старая тёплая шаль.