Виктор Ростокин - Снежные обозы

Закуска – черствый пряник,
В стакане чемергес.
Звонарь извечно пьяный
На звонницу залез.
Привычная работа
Колокола будить
И до седьмого пота
Железкой колотить.
Хоть сам не верит в Бога,
В иные чудеса.
«Моя одна дорога —
Болота да леса, —
Себе внушает твердо, —
Уйду в ближайший день,
Лишь только было б ведро,
Не помешала хрень!»
Неделя пролетала
И месяц… целый год.
За пазухой хлеб, сало,
Наверх звонарь идет.
То ль лестница шатуча,
Иль хватанул лишка
Той «хрени…» В небе туча,
Как грубость кулака!
Расправа была скорой,
Нет тайны никакой,
Копьем проткнул Егорий,
Звонарь всплеснул рукой.
Что означало это?
Сам гибели хотел?
Прощаясь с белым светом,
Молитву не успел
Промолвить, осениться
Священнейшим крестом?
Летучая денница
Ударила перстом!

Разминается под окнами
Старичок парализованный,
Он страдальчески не охает,
Он судьбою пережеванный,
Передавленный, приплюснутый,
Пыль ногою волочит.
«Ежели не был бы я русским…» —
Он невнятно говорит
То ль с повинной, то ль с обидой,
То ли просто сгоряча.
«Я ить седня не обедал,
Я попил бы молочка».
И идет на пару с палкой,
Мертвою скребет ногой
И ни шатко и ни валко,
Не в ладу с своей судьбой.
Он надеется: поправится…
Хоть негоден для страны,
Разбежится (тем прославится!)
И допрыгнет до луны!

Мы по кочкам движемся легко,
По асфальту сроду спотыкаемся.
На похмелье пьем мы молоко
Кислое. И с мухами сражаемся.

Все у нас не так, а кое-как.
Кое-как, а значит, все нормально,
Хоть на дураке сидит дурак
Натурально… может, виртуально.

Мы в охотку сеем коноплю,
Лопухи разводим в огороде.
– Я пригрубок седня протоплю,
Че-то, дед, похолодало вроде.
– Будет ладно в хате! Протопи,
Раскали духовку! – Сам подумал:
«Эх, отрава, мать твою ети!»
И в сердцах он на божницу плюнул.

Сколько ты веков поил
Море кровушкой казачьей,
Ярко, празднично струил
Под восторги и под плачи.
Копья сломаны в песке,
Боевых знамен лохмотья
Зыбь уносит налегке,
Как намек истлевшей плоти.
Степь от ржанья не поет
И от разинского клича
Не дрожит. Она живет
В неком сиром обезличье.
Только рыскают по ней
Чужаки и лиходеи.
Дон наш батюшка, скорей
Ярым вихрем поразвей их!
Тише ты травы побыл,
Убаюканный врагами,
Убыл, храбрость позабыл
Под унылыми брегами.
Ты взломай корысти толщь
Яростной волною,
И яви былую мощь,
И сразись с бедою,
Изгони навек за окоем
Тать. И вновь проточной ранью
Зоревым лазоревым цветком
Вспламенятся древние курганы.

Дают бумажку в загсе,
Шампанского глоток.
И баба свечи гасит,
Уста ее – молчок.
И с тряпкой поломойной
Услужлива, как пень.
У Димы и у Поли
Сегодня важный день.
Их строго обручили.
Печать. И речь всерьез.
На волю отпустили:
Ни горя им, ни слез!
Поверили супруги,
С припрыжкой понеслись
По долам и яругам,
Сказать вернее, в жизнь.
Еще бы! Есть бумажка.
Печать. И речь всерьез.
Минует, знать, промашка,
Не будет гроз и слез.
Ах, молодо да зелено,
Хоть не расти трава!
Что Господом отмерено…
А то… всего слова!

Война не признает ни лето и ни зиму,
Что хлеб поспел, что соловьи поют,
Что день волшебный инеем задымлен,
Что капли солнца льдистый наст клюют.
Что я еще не нагляделся вволю,
Не надышался миром от души.
Завоют, зарычат снаряды волком
В просторном поле и в лесной глуши.
И спрячутся от взоров чудо-зори,
Кострищем обагрятся большаки.
И смертной хваткой стиснет горло горе,
Утраты, знать, уж больно велики.
О, Божий Сын, Спаситель наш извечный,
Услышь молитву: отведи беду,
Вон неусыпно в храме плачут свечи,
Босой по острым камням я иду,
И след мой кровью праведной отмечен,
Чтоб ты узрел с Великой Высоты
И грозную остановил бы сечу
Во срок промеж незрячими людьми.

По старинке доброй и роскошной
Спозаранку просыпаюсь я.
Розовеет росное окошко,
Над колодцем студная бадья.
Раньше ведь нужда и всяко лихо
Не давало сладко зоревать.
Без поджижек кизяки не вспыхнут —
В печь сует лучинку моя мать.
Чугуны неспешно нагреваются,
Но зато не скоро замолчат,
В них картошка булькает, смягчается,
Варится кутья для поросят.
Все по очереди пришло в движение:
Уж с парным подойник молоком.
Ей, буренке, больше предпочтения,
Потому что кормит целый дом.
А за гатью дружное мычание,
С богом скот отпущен со двора.
Солнце не слепит еще лучами,
Ей Ярыженская, как пух, гора.
И конечно, кочет свое войско
Из курятника выводит. Он
Показушно горд в мундире броском,
Зерна не клюет – свой есть резон.
Долог день, и все, как пить, наладится,
Куры разойдутся кто куда,
Бравый «генерал» уже не справится,
Строгие отпустит повода.
Выше катухов поет скворовушка,
Пособляя крыльями себе.
Деревенька. Ладушка. Да кровушка.
Ныне, как там на твоем гумне,
На задворках, летниках и пажитях?
Слышал я, живется хуже всех,
Что людишки захватили падшие,
Разоряют, не боятся грех.
Вот поэтому я по привычке
Той старинной рано выхожу
И курю. И бестолково спички
У подъезда городского жгу.
И, стыдясь, потупив долу око,
Что-то сам себе я говорю…
А машины часом тем на стеклах
Растащили нежную зарю.