Виктор Свинаренко - Белуха. Выпуск №1

Семёнов проиграл Вельяминову большую сумму и утверждал, что Вельяминов жульничал, грязно играл в карты. Говорил, что с долгом, конечно, рассчитается, но Вельяминова надо бить, как шулера, подсвечниками, а Вельяминов грозил, что вызовет Семёнова на дуэль. Потому-то произошедшему вскоре после этого событию особо не удивились. Вельяминова давно подозревали в нечестной игре, больно удачлив, но явных доказательств не было, поэтому в полку с ним по-крупному никто не играли, а вот до кирасиров его «слава», видно не дошла. Однако ни кавалергарды, ни кирасиры не могли сказать, кто бы мог отомстить Вельяминову и никого похожего, описанного Терёхиным, не вспомнили.

Вечером третьего дня после приезда Никодимова в столицу офицеры кавалергарды пригласили его на бал, который давал отставной офицер их полка Дмитрий Бутурлин. Хоть он и достиг чина генерал-майора, и в отставку вышел не из полка, а на штатской службе занимал пост высокий, полк не забывал.

Никодимов был слабым танцором, но в училище танцам обучали, и мазурку мог изобразить, а потому, увидев миловидную девушку, робко стоящую у колонны с пожилой женщиной выше среднего роста, решил её пригласить на тур.

– Ты знаешь, кто это, – указав взглядом на приглянувшуюся ему девушку, спросил лейб-гвардии поручика Симонова, который взялся опекать провинциала, знакомить с особенностями столичной жизни.

– А, эта? – равнодушным голосом отмахнувшись от указанных дам, проговорил «опекун», – Екатерина Внукова. Род старинный, некогда были князьями, но захудали, титул утратили, да и приданого за ней нет. Сирота. Отец погиб в восемьсот тринадцатом году. Вскоре и матушка её скончалась. Осталась деревушка с полусотней душ, но она оказалась на пути движения наполеоновских войск. Разорили, разграбили, а что не успели, то свои мужики растащили. И мать вскоре померла. Опекуншей её является тётушка, и здесь она с ней.

– Не представишь?

– Пошли, – нехотя ответил Симонов.

– Пётр Николаевич Никодимов, чиновник по особым поручениям в Барнаульских заводах. Прошу любить и жаловать, – представил Симонов товарища.

Первым танцем традиционно был полонез. Менуэт Пётр Николаевич танцевал с другой дамой, а на мазурку снова пригласил Катю, так представилась ему девушка. Мазурка танец уже как бы неофициальный, можно было и поговорить.

Екатерина, вы, как и я сирота. Мой отец, поручик Томского мушкетёрского полка погиб в 1812, под Смоленском.

– А мой папенька на год позже, под Лейпцигом.

После танца отошли к стенке и продолжили разговор.

Оказалось, у них много общего. Оба сироты, оба были выучены на казённый счёт, но если Никодимов окончил Тобольское военное училище, то Внукова столичный Патриотический институт. И обоим после выпуска приходится зарабатывать на жизнь самим – Петру на государственной службе, а Екатерине – гувернанткой в семье какого-то превосходительства, преподавая французский и хорошие манеры.

– Уж что-что, а французский я знаю. Когда в 1825 году послышалась канонада, собрала нас гранд дама и сказала, что это наказание за наши грехи, за то, что мы подобно кухаркам, говорим по-русски. После этого в институте два месяца говорили только по-французски.

После бала Пётр пошёл проводить Катю с тётушкой, они жили неподалёку. Тётушка пригласила его в гости через два дня, и он с благодарностью принял это приглашение.

На следующий день в офицерском собрании, когда Пётр Николаевич подходил к кавалергардским офицерам, лейб-гвардии корнет Серебряков нарочито громко, чтобы слышал Никодимов, хихикая, проговорил:

– А этот то, барнаульская штафирка, теперь ухлёстывает за гувернанткой. А по мне что гувернантка, что кухарка. Я у себя в имении и тех и других всех поимел.

– Петра не то что бы сильно задели его слова, но спускать это было нельзя, иначе он бы стал изгоем в дворянском обществе, а дурная слава и до Барнаула докатится. Ещё в Тобольске он привык к тому, что богатые, а тем более, богатые и знатные, относятся с презрением к тем, кто служит не потому, что так принято, а потому что так надо зарабатывать на жизнь, и это угнетало его, и он терпел, ибо иначе тогда было нельзя. Ответив такому богатенькому негодяю подобными словами, более того вызовом на дуэль, значит, быть отчисленным из военного училища.

Сейчас всё обстояло иначе, сейчас Никодимов был прапорщиком и чиновником по особым делам, что по чину много выше корнета. Подошёл Пётр Николаевич к Серебрякову и сказал, сам даже удивился, спокойно.